Александр Бизяк - Клубника под хреном

…По приезде в Хайфу я первым делом навестил Давида.

– Ну что, привез? Показывай! – Приятель потащил меня на кухню.

Я выложил на стол «гостинец».

– Виагры не было. Но есть «Динамико».

Давид нетерпеливо распотрошил коробку.

– Первым делом, – предупредил я друга, – прочитай третий, пятый, девятый и одиннадцатый пункты.

Я внимательно следил за реакцией Давида.

– Ну, как тебе «Динамико»? – спросил я друга, как только он закончил чтение инструкции.

Давид глубокомысленно заметил:

– Кто не рискует, тот не пьет шампанское.

– Аптекарша предупредила, чтобы сначала ты обязательно прошел диспансеризацию.

Приятель отмахнулся:

– Я здоров, как бык.

– И быки бывают импотентами.

Давид вспылил:

– Тоже мне, ветеринар нашелся!

И тогда, чтобы окончательно снять с себя ответственность за последствия любовного соития, я показал ему журнал «Всё о сексе», который специально раздобыл для этой встречи.

– Имей ввиду, – предупредил я друга, – согласно историческим источникам, от секса умерли полководец Чингисхан (во время секса с наложницей – в седле), архиепископ Парижский (на ложе с прихожанкой), премьер-министр Великобритании лорд Генри Пальмерстон – на бильярдном столе во время занятий любовью со служанкой, вице-президент США Нельсон Рокфеллер во время полового акта с любовницей в своем рабочем кабинете, президент Франции Феликс Фор – верхом на куртизанке, римский папа Лев VII (в келье с проституткой, притворившейся монашенкой), художник Санти – на натурщице. И только Карл Великий в свои семьдесят два года ушел достойно в мир иной, находясь на собственной супруге.

Давид задумался и с пафосом промолвил:

– Лучше умереть во время секса, чем импотентом в супружеской постели!

Диспансеризация закончилась для приятеля весьма плачевно. Медики вынесли Давиду суровый приговор: в результате обнаруженного у пациента расстройства сердечнососудистой системы его необходимо срочно госпитализировать.

Давид попал в кардиологическую клинику, потом в Центр реабилитации. Затем вместе с Линой полетел в родной Ташкент, на малую историческую родину, к народному целителю Айшо Берды Адаеву. Три года назад у того родился сын, девятнадцатый по счету. Давид надеялся, что целитель ему поможет. Но, увы…

Теперь в своей аптеке он частый гость. Покупает исключительно пустырник, валерьянку, валидол…

И все-таки, как-то раз он попросил меня:

– А знаешь, купи мне в Хайфе хотя бы одну капсулку виагры. Так, на всякий случай. А вдруг…

Бедный, бедный Додик…

– Прости меня, но не смогу, – отказал я другу. – Меня в Хайфе каждая собака знает…

2014 г.

(Почти документальная история)

Кстати, об этих письмах, ты их береги. Я как рассмотрел всё то, что писал разным лицам в последнее время, особенно нуждавшимся и требовавшим от меня душевной помощи, вижу, что из этого может составиться книга, полезная людям, страждущим на разных поприщах. <���…>Но покамест это между нами» [2].

Н.Гоголь. «Выбранные места из переписки с друзьями»

Из письма Н.Языкову

В один прекрасный день Михаэль N., житель Хайфы, семидесяти лет, вдовец, бездетный, предупредив своих соседей, что навсегда прощается с Израилем и летит в Москву, отправился в аэропорт Бен-Гурион.

Билет был взят заранее – в один конец. Пассажир был без багажа, а ручную кладь его составляли только зонтик и барсетка, содержащая 128 евро, четыре упаковки «Лоривана», израильский даркон и российский заграничный паспорт. ( Михаэль владел двойным гражданством). В результате длительной беседы с пассажиром, Служба безопасности Бен-Гуриона приняла решение изменить ему маршрут, заменив Москву на одну из психиатрических лечебниц по соседству с Хайфой.

Вечером того же дня соседка Вера, медсестра психбольницы, вернувшись с работы, сообщила нам, что Михаэль находится у них. Дом загудел, точно пчелиный улей: «Как в психушке?! Почему в психушке»?! Медсестра ответила: «Пока не знаю. Он поступил к нам вечером, я уже сдавала смену и торопилась на последний автобус».

Назавтра же я бросился в больницу, но к приятелю допущен не был. Мне объяснили, что вновь поступивший пациент проходит двухнедельный карантин. Дежурный врач меня заверил, что я не должен беспокоиться. Мой приятель помещен в отделение для «смирных», и ему созданы комфортные условия.

Только на пятнадцатые сутки мне все же удалось прорваться к Михаэлю. Встреча получилась бурной. Мы горячо обнялись.

Палата Михаэля мне понравилась.Из-под потолка струятся чарующие звуки Чайковского и Моцарта, на книжной полке рядком стоят «Декамерон» и Мопассан (адаптированная «Библиотечка старшеклассника»), Ильф и Петров, «Сказки народов мира», журнал «Сделай сам» («Серия советов юному умельцу») и, наконец, в конце сороковых имеющий оглушительный успех у советского читателя – роман Василия Ажаева «Далеко от Москвы» (Видимо, испытывая ностальгические чувства по Москве, именно с Ажаева Михаэль принялся за книги).

Приятель потащил меня знакомиться с больничным двориком, огороженным глухим забором под колючей проволокой. Вдоль забора проходила следовая полоса, густо обсаженная кактусами.

В углу двора, в высоких кактусах, скрывалась территория Живого уголка с предупреждающей табличкой: «Внимание! Нервировать животных строго запрещается. С 14:00 до 17:00 в соответствии с распорядком дня, установленным администрацией больницы, у животных – «Тихий час». Соблюдайте тишину! Нарушители режима содержания животных лишаются прогулок сроком на пять суток».

Я зачастил на свидания с приятелем.

Законопослушный Михаэль посещал вольер исключительно в утреннее время. Сразу после завтрака бежал к «Живому уголку» и пропадал там до обеда. Впервые в жизни, затаив дыхание, он наблюдал за тем, как совокупляются дикие козлы и козы. Поглазеть на это зрелище сбегались не только пациенты клиники, но и санитары, и медсестры.

По соседству, в специальной клетке, активно занимались тем же самым кролики.

А вот баран, судя по возрасту, – старейшина Живого уголка, стыдливо отвернувшись от греховных сцен, демонстративно прятался в загоне.

Зрелище, действительно, было любопытным. Однако меня терзало главное: по какой такой причине Михаэля из аэропорта отвезли в психбольницу.

Я оттащил приятеля подальше от живого уголка и, отыскав скамейку, почти невидимую в кактусовых джунглях, потребовал ответа.

– Я зарёкся никому об этом не рассказывать, – признался Михаэль, – но тебе откроюсь…

Затравленно косясь на кактусовые заросли (слежка в клинике была тотальной), приятель перешел на шепот.

– На допросе в аэропорту я не выдержал и раскололся. Признался, что лечу в Москву с целью совершить самоубийство и просить друзей предать меня кремации, а прах развеять над Москвой – рекой.