Фридеберт Туглас - Золотой обруч

Едва парень отошел на несколько шагов, как дверь тихонько отворилась и девушка высунула голову.

— Куста, Куста!.. — позвала она. — Ты и вправду пойдешь к Мари?

Парень тотчас остановился. Всю его досаду как рукой сняло. Грудь его снова, как раньше, наполнило томление. Кровь горячо застучала в жилах. Теперь он скоро пройдет к ней, обнимет жаркое тело, услышит строптивый шепот… Теперь скоро…

Куста быстро подошел к амбару. Но Маали тихонько предостерегла его:

— Я еще не собираюсь тебя впускать!

Лицо Кусты вытянулось:

— В игрушки играть вздумала? Чего ты добиваешься своими капризами?.. Ну?..

— Попробуй только лезть насильно! — погрозилась девушка. — Перед самым носом захлопну!

Они напряженно вглядывались друг в друга, хотя в сумерках трудно было различить лица. Потом Куста уселся на жернов, а она опустилась на порог. Минутка прошла в молчании.

— Ну, чего мы тут сидим? — спросил парень.

— Уходи, коли тебе скучно, — ответила девушка.

Ага, значит, она захотела позлить его! И парня снова охватило раздражение. Оно ощущалось еще острее и мучительнее из-за близости Маали. Будто искры мелькали у него перед глазами.

Он страстно желал эту женщину, ее грудь так бурно вздымалась совсем рядом, ее лицо так призывно белело в сумеречном свете ночи. Эх, знала бы эта чертова девчонка, как в нем все горит! Как кипит кровь, в груди точно огненный шар, в глазах рябит, дрожат руки. В жаркой ночи томленье черной тучей накрывает человека… Все меркнет, уходит вдаль… Завтра хоть смерть… Ничего уж и не существует, кроме этого жаркого, удушливого желания…

— Ну, что тебе? — спросила девушка и засмеялась глухим смехом, таящим обещание. — Ну?

— Что? — хрипло произнес парень. — Я…

Он вдруг ощутил в себе отчаянную смелость и силу, которых ему обычно не хватало. Обхватил девушку, прижав горящие губы к ее губам. Она отбивалась и отворачивала голову.

— Я… — задыхаясь, шептал парень. — Я…

Маали почувствовала, как Куста поднял ее на руки и, шатаясь под ее тяжестью, вошел в темный амбар. Как прерывисто он дышал, как горели его глаза — словно у кошки! Даже сквозь шаль и юбку проникало тепло его рук. Ох, как он сжимал ее! Что он — озверел или сошел с ума?

А Куста чувствовал, что готов в эту минуту сломать, раздавить ее. Мысли путались, в голове шумел горячий ветер. Ни любви, ни жалости не испытывал он больше к этой женщине. Лишь темное, жаркое облако окружало его…

Маали сначала отбивалась. Но потом устала, ее голова кружилась… Да, это Куста несет ее на руках… Ох, как она порой тосковала по нему… стареющая девушка по молодому парню! Не спала по ночам… проливала горькие слезы… прижимала к груди усталые от работы руки… Весной она из-за него чуть не сошла с ума!

— Куста… — прошептала Маали.

Поцелуи горели на лице и на шее, объятия расслабляли. Все сладко ныло.

На постели зашуршала солома.

Что он, негодный, делает?.. Ах да, ведь это Куста… Но нет, нет! Неужели он думает, что она согласится?.. Нет, нет, тысячу раз нет!..

И Маали неожиданно сильным рывком высвободилась из рук парня и выскочила во двор в открытую дверь.

В первую минуту она ощущала только страх, ее охватила дрожь. Но потом пришли раскаяние и жалость.

Вот зверь!.. Но ведь это Куста… Ох и рассердится он теперь!.. Но ведь ей нельзя… Никак нельзя!.. Почему он не хочет это понять?.. Почему он думает только о себе?.. Если бы он действительно любил, то не требовал бы.

Но, быть может, это и есть любовь?.. Может, все мужчины любят только так?.. Что же это за любовь?..

Закинув голову, Куста шел к ней. Что он скажет? Но он, ничего не говоря, не сводя гневного взгляда с Маали, приближался к ней.

Господи, что он задумал? Неужели он… насильно?..

Маали хотела было укрыться в доме, однако повернулась и пустилась бежать дорогой, по которой гоняли скотину. Оглянувшись, она с испугом увидела, что Куста, широко закидывая ноги, преследует ее.

Ночь была тиха. Мгла еще больше сгустилась, стало теплее, звезды совсем погасли. Высоко на небе светилось облачко тумана — то была луна. Березы больше не отбрасывали теней.

На клеверном поле скрипел коростель и сонная куропатка издавала тихие, зовущие, манящие звуки… Клевер был в цвету, одуряющий запах цветения заполнял летнюю ночь.

Маали бежала, и вдруг все это показалось ей смешным: девушка удирает по дороге, распущенные волосы развеваются вокруг головы, а парень длинноного несется вслед — только штаны мелькают. Что, если кто-нибудь увидит?

И страха как не бывало, на Маали напало смешливое настроение. Оглянувшись, она хихикнула:

— Напрасно стараешься — все равно не догонишь!

— Как же, не догоню, черт побери, дожидайся! — пропыхтел в ответ парень.

И девушка представила себе его сердитое лицо и сжатые кулаки.

Опять за свое возьмется, если поймает. И уж конечно, поймает. Девушка изнемогала. Она тяжело переводила дух. Юбка путалась вокруг ног.

Испуг снова одолел Маали. Страх бросил ее в жар. Она собрала все свои силы, подхватила юбку, сбежала с холма вниз к ручью.

Среди высоких кустов ольхи стояла развалившаяся мельница. Года два назад весенние воды с грохотом снесли плотину. Тяжелые бревна плотины развалили ниже по течению еще с полдюжины мельниц. Эти мельницы починили, а здешняя так и осталась. Вода из озера почти вся вытекла. Лишь кое-где среди аира сверкали широкие лужи воды.

Развалившаяся мельница чернела среди деревьев, словно огромный муравейник.

«Туда! — мелькнуло в голове девушки. — Только бы дверь была открыта».

Как раз на берегу ручья, где над тихо журчавшей водой был перекинут мостик, Куста схватил Маали за плечо.

Девушка вскрикнула, в голосе ее послышались слезы. Она вырвалась и, шатаясь, перебежала мостик. А парень, нечаянно ступив на катящееся бревнышко, во весь рост растянулся на росистой траве.

— Ведьма проклятая! — зло выругался он.

Он сердито поднялся и успел увидеть, как Маали скрылась за дверью мельницы.

— Погоди же! — скрежеща зубами, пробормотал парень. — Я тебе не мальчишка, чтобы играть со мной! Погоди!

Упрямо закинув голову, Куста подошел к мельнице и нетерпеливо потряс дверь. Оказывается, девчонка задвинула изнутри засов. В мельнице царила могильная тишина.

— Маали! — позвал Куста, стараясь смягчить голос. — За сколькими дверями я должен нынче упрашивать тебя? Не будь дурочкой, открой!

Под пышными кустами ольхи за мельницей журчала вода. На берегу ручья кузнечик медленно водил смычком: сирр-сорр… И ему отвечал сверчок из мельницы: трийкс-трийкс…

Больше ничего не было слышно. И когда парень, прижав ухо к двери, прислушался, изнутри не донеслось ни звука.

Куста сердито огляделся. Нет ли другого входа? На окне, обращенном к плотине, правда, были выбиты рамы, но зато осталась заржавленная железная решетка. Через эту решетку парень заглянул внутрь. Там была кромешная тьма, только чуть-чуть белели пыльные ступени, ведшие на чердак.