Фридеберт Туглас - Золотой обруч

Часовой номер тринадцать снова стоял возле будки. У него были рыжие бакенбарды. Солнце светило в его неподвижное лицо. На нем был выгоревший серый мундир и большая фуражка. Несмотря на удушливую жару, он выглядел твердым и несгибаемым, словно жестяным. Так он неподвижно стоял, словно памятник царю.

Вдруг откуда-то сбоку на насыпи появился нищий на костылях. Он подпрыгивал, словно черный таракан, между двумя деревяшками. Он уселся на насыпи, вынул из-за пазухи круглый, как колесо, хлеб и, держа его обеими руками, принялся грызть. Казалось, все тело его участвует в работе пустых десен.

Эта картина заставила Раннуса вскочить. Он уже не соображал, что делает. Он превратился в дикого зверя. Обеими руками он схватил перепиленную решетку и отшвырнул в сторону. Потом он соскочил вниз и, шатаясь, побежал к нищему. Часовой номер тринадцать, широко раскрыв глаза, уставился на него, как на приведение, и оттого, что он так пристально смотрел, он не видел его.

Раннус ухватился за хлеб, но нищий держал его обеими руками. Он безумными глазами, с набитым ртом глядел на Раннуса. Перетягиваемый то одним, то другим, хлеб двигался, словно на пружинах. Тогда Раннус схватил кирпич и обрушил его на череп нищего. Череп проломился, точно глиняный горшок.

Раннус схватил хлеб и, непрерывно запихивая его в рот, забежал в пространство между двумя штабелями кирпича. Выпучив глаза, он глотал сухой хлеб, глотал, пока не упал мертвый в огненно-красной кирпичной пыли.

1914

Перевод Л. П. Тоом.

В это утро Господин встал очень рано.

Сквозь мутные круглые стекла просачивалось немного зеленовато-серого света. В комнате было еще темно, и Господин зажег свечу в медном подсвечнике.

Натужно кашляя, он оделся в красный жилет и синие штаны. Потом он обулся и надел черный, доходящий до пола кафтан; застегивая пряжки на туфлях, он зашелся в неудержимом кашле.

Он вздохнул, взял в руки шнурок с нанизанными на него черными бусами и принялся перебирать их, тихонько шевеля губами.

Попи со своего места следила за ним светло-карими влажными глазами. Она знала запах этих бус. В них было что-то приторно острое, и они не нравились ей. Лицо Господина всегда становилось скучным и грустным, когда он перебирал бусы.

Господин умолк и неподвижно уставился на пламя свечи. Его белая как снег голова оставалась склоненной, а дрожащие пальцы сложенными. Фитилек свечи вытянулся, начал чадить, но Господин не замечал этого.

В последнее время он вообще был странным. Он возвращался поздно ночью, сидел возле горящей свечки, разламывал хлеб и, забывая есть, держал кусочек в руке и разговаривал сам с собой.

По ночам Попи слышала сквозь сон тяжелые вздохи Господина. Тогда она вставала и подходила к нему. Она махала хвостом, лизала руки Господина и всячески старалась утешить его. Но Господин не замечал этого.

Ему, видно, снились страшные сны, как и Попи, когда ей мерещились незнакомые улицы, где разгуливали чужие злые собаки.

Господин еще раз вздохнул, встал, надел меховую шапку с большой пуговицей посередине, задул свечу, присел на корточки перед Попи и похлопал ее по спине.

— Но-но-но! — любовно приговаривал он и гладил шелковистую голову собаки. Попи потягивалась под его рукой, махала хвостом, зевала и далеко высовывала язык.

Каким добрым был Господин, когда сидел так перед ней, а черный кафтан складками ложился вокруг него на полу! В утренних сумерках Попи едва различала его мягкую улыбку.

Потом Господин встал и направился в тот угол, где стояла большая клетка Ухуу. «Зачем он идет к нему?» — ревниво подумала Попи, не отставая от Господина и все время виляя хвостом.

Но Господин ничего не дал Ухуу, как опасалась Попи. Он только погрозил пальцем и сказал наставительно:

— Ну-ну, смотри у меня.

Ухуу только что проснулся. Он был сонный, ему, видимо, было холодно. Он терся плечом о клетку и рукой держался за свой затылок. В ответ на слова Господина он лишь заворчал горловым голосом.

Потом Господин пошел к выходу. Опережая его, Попи подбежала к рыночной корзине, висевшей на стене, но Господин не обратил на это внимания. Понурившись, он подошел к двери.

На дворе слегка рассвело. В открытую дверь стала видна каменная стена и тонкая башня, а за нею зеленое небо.

Прямо перед носом у Попи Господин закрыл дверь. Она слышала, как он медленно прошел по двору, отпер ворота и снова запер их. Потом все затихло.

Попи постояла некоторое время перед дверью, склонив набок голову с завернувшимся ухом и прислушиваясь. Но больше ничего не услышала. Потом она вернулась назад.

Он не принесет сегодня мяса, разочарованно подумала она. Уже несколько дней не приносит. Но почему? Ему это было бы так легко.

Она бесцельно покружила по комнате. Когти ее с легким стуком ударялись о клетчатый пол. Ее длинный нос и острый хвост почти касались земли.

Было все еще так темно, что она спотыкалась и коленями ударялась о разные вещи. Пахло старой кожей и мебелью. Но, кроме того, на всем еще лежал отпечаток дружелюбного воспоминания о Господине.

Было еще слишком темно, холодно и скучно. Попи вернулась на свой матрасик и свернулась на нем клубком. Так хорошо лежать, согреваться, дремать и грезить.

Теперь Господин проходит по улицам, думала она. Много улиц, много домов и господ. Но нигде не найдется такого хорошего дома, как этот, такого хорошего Господина.

Попи открыла один глаз. На дворе стало еще светлее. На пол легла тень.

Мой господин лучший из всех господ, подумала Попи и закрыла глаза. Мудрость его безгранична. Он выходит с пустой корзиной и возвращается с корзиной, полной мяса. Кто, кроме Господина, может совершить это!

Попи снова открыла глаз. Еще больше рассвело. В комнате так посветлело, что под потолком стало видно набитое чучело крокодила. Он чернел, растопырив ноги и раздвинув пасть. Но Попи знала, что крокодил мертв. И опять спокойно закрыла глаз.

Не приходилось ей разве видеть других господ, подумала она. Ее собственный Господин брал ее иногда с собой. Их было бесчисленное множество на улицах и на рынках. Но все они были такие злые, что Господину из-за них приходилось держать Попи на цепочке.

Где она достала такого доброго Господина, подумала она. Она сама добрая, потому и Господин у нее добрый. Она заслужила его. У злых уличных собак такие же злые уличные господа.

Как она попала сюда? Она ничего не знала о своем прошлом. Ей казалось, будто она существовала всегда. Но только начало ее бытия натыкалось как бы на некую черную стену.