Фридеберт Туглас - Золотой обруч

— Ну, присаживайся, коли пришел, — все еще чувствуя неловкость, сказала тетя.

— Да я ненадолго, — ответил Юхан, опускаясь на стул. — Впрочем, немножко отдохнуть не мешает.

— Издалека ты?..

— Из волости, из самого центра. Оно бы ничего. Но дорога раскисла. А у меня, сами знаете, одна нога подкачала. — Юхан засмеялся. — И все равно напрасный труд.

— Как так?

— Ну, ходил я опять, чтобы стребовать деньги за гроб для лээвиского маслодела. Да все впустую. Уж и не помню, кто из друзей или знакомых под горячую руку заказал этот гроб. Думал, что это и не важно. А оказалось не так. Решил я заявиться туда прямо в день похорон, чтобы застать на месте весь их род. Да что толку! Знай себе ссорятся из-за наследства, а платить никто не хочет. Хуже всех эти жены…

— А говорили, будто холостяк он.

— И я так думал. Ан нет, две жены у него было.

— Две? — испуганно спросила тетя. — Как это возможно?

— А вот так! Раньше ни слуху ни духу не было ни об одной, а теперь обе примчались. Одна прижимает к себе шубу покойного, другая его воскресный пиджак, и обе голосят: «Это память о моем бесценном Альфонсе, ни за что не выпущу из рук!» Вот и поговори там о плате за гроб или еще о чем. Тьфу, нечистая сила!

Такие речи казались странными в этом приюте старых дев. На лице тети Анны можно было прочесть осуждение. Юули сурово поджала губы. Все замолчали, слышался только шум дождя. Наконец Юхан сказал:

— Ненадолго я. Зашел только, чтобы отдать это письмо.

— Какое письмо? — всполошилась тетка.

— То самое, что пришло в волостное правление на имя Юули. Уж раз я там побывал, то и захватил. А что в этом письме написано, этого я не знаю.

Тетя побледнела.

— Боже милостивый, от кого же оно?

— Сейчас сами увидите.

Юхан расстегнул свою мокрую от дождя куртку и из внутреннего кармана вытащил толстый бумажник. Там лежали его рабочие счета и прочие заметки. Но из-за всех этих бумаг выглядывал краешек розоватого конверта. «И сразу, как только я увидела этот краешек, — говаривала позднее тетя, — я почувствовала, что…» Но что она почувствовала, это так и осталось неясным. Потому что вся эта история с начала до конца была словно хождение лунатика…

Юхан вытащил этот конверт своей заскорузлой рабочей рукой и хотел передать Юули. Но та стояла по другую сторону стола, беспомощно опустив руки. И Юхан положил письмо на стол.

— Получай и читай.

— А оно действительно мне? — прошептала Юули.

— Кому же еще? Сама видишь, что на конверте написано.

Юули робко протянула руку и, захватив за уголок, подняла конверт. Она увидела, что там было написано: «Госпоже Юули Раудсепп. Вастсемаа». Но и слово «госпожа», и само имя, написанное черным по белому, так ее поразили, что ее бросало то в жар, то в холод. Она снова опустила письмо.

— Ну-ну! — удивился Юхан. — Что это ты? — Он раскрыл свой складной нож и разрезал конверт. — Читай теперь!

Юули опять с сомнением взяла конверт в руки. И по мере того, как она дрожащими пальцами вытягивала из него письмо, в комнате все больше распространялся приторно-сладкий запах. А тетя потом утверждала, будто из конверта даже заструился розовый туман. «Словно наваждение, — говорила она. — Да и как объяснить иначе…»

Юули долго стояла лицом к окну, держа письмо обеими руками. По ее худым челюстям заметно было, что губы ее шевелятся. Потом она обернулась и, бледнея, опустилась на стул.

— Господи помилуй, что там в этом письме? — испуганно вскричала тетя.

— Не знаю, — прошептала Юули. — Не понимаю, — поправилась она.

— Так прочти вслух, — приказала тетя.

— Нет! — Она протянула письмо тете и сказала упавшим голосом: — Читай сама.

Тетя взглянула на письмо. «Мне показалось, — рассказывала она потом, — будто буквы пляшут перед глазами, словно живые, и меняют цвет». Впрочем, тетя была неважным грамотеем и, видимо, не хотела признаться в этом.

— Где уж мне прочесть такие мелкие буковки, — сказала она. — Пусть Юхан прочтет.

— Нет, нет, только не Юхан! — вскипела вдруг Юули. — Ему нельзя читать это!

Однако раньше, чем она успела помешать этому, тетя уже протянула письмо Юхану. Теперь и он ощутил сладковатый запах, исходивший от письма. А Юули привалилась к столу, закрыв лицо руками.

— Подумаешь, какое дело, — сказал Юхан и принялся за письмо. Сначала он читал ровным голосом, как читают газету. Но вскоре и ему показалось, будто буквы заплясали перед глазами и стали менять цвет.

Это действительно было любовное письмо.

«Моя сладкая, сладкая Юлия, — так начиналось письмо, — душа моя денно и нощно жаждет встречи с тобой! — Дальше шли такие же красивые слова, словно вычитанные из самого красивого романа. Там сравнивали адресата и со звездами небесными, и с лилиями, и с Гретой Гарбо из фильма «Любовные бури». — Сердечко мое, дыхание мое, мечта моих любовных грез!» — И слова текли — такие же дурманящие, как и сладкий запах, исходивший от письма.

Но вместе с тем слова эти были такие, каких слушатели никогда бы не решились употребить для выражения своих чувств. Каждый день они могли грубо шутить над чем угодно, но от этого письма их все же бросало в краску. «Помнишь ли ты, — спрашивал писавший — как ты в последний раз была у меня? О, эти блаженные минуты, когда твои распущенные волосы реяли передо мной, как бурные звуки танго «Волны страсти»! О, эти порывы страсти, это чудо откровений!» Целая страница была посвящена описанию свидания, которое, по словам писавшего, представляло собой пожар чувств, бурю страстей, опьянение наслаждением.

Но затем пишущий становился мрачен, словно на него упал черный покров. «Куда ты скрылась, мечта моей души и тела? — жаловался он и утверждал, будто с той минуты тьма разлилась во всем мире. — Больше не влекут меня к себе ни женщины, ни песни, ни вино. О, вернись! — восклицал автор письма. — Вернись! Я снова хочу погрузиться в блаженство твоих объятий, ощутить бесконечность твоей любви! И если чувства твои остыли, я, по крайней мере, хочу быть твоим рабом, на окровавленное сердце которого ты наступишь с жестокой улыбкой. Я хочу целовать твои сандалии и кричать от счастья посреди мрачной пустыни одиночества и завывания бури. О, вернись, вернись!»

И в таком же роде автор письма изливал свою тоску и свои чувства еще на целой странице. А когда все страницы были исписаны, ему пришлось кончить: «Твой вечно тоскующий, вечно жаждущий Альфонсо».

Прошло немало времени, пока Юхан одолел все четыре страницы. Читая, он иногда останавливался, бросая взгляд то на конверт, лежавший на столе, то на слушавших его женщин. Он видел, как тетя Анна, словно парализованная, глядела на него широко раскрытыми глазами, как голова Юули склонялась все ниже и ниже. Иногда ему хотелось вовсе прервать чтение, так как некоторые места письма казались ему совершенно бессмысленными. Но потом он снова продолжал, потому что и его одурманил исходивший от письма розовый туман…