Фридеберт Туглас - Небесные всадники

Принцесса окинула взором правительство, в большинстве своем унаследованное еще от деда.

По правую руку от нее сидел министр внутренних дел граф Монкриф. Это был старик с кислой миной, заостренный подбородок венчала длинная и редкая козлиная борода. За поясом у него торчало пять пистолетов. Кружевной воротник глядел зубчатой крепостной стеной.

По левую руку принцессы разместился министр иностранных дел граф Балетти, человек неопределенного возраста. Он был в черном костюме в обтяжку, за поясом — кинжал и бутылка с ядом. Из-под его черной маски раздавался неясный голос.

Зарывшийся носом в табак маршал Табаччино и адмирал Браво — кончики перьев на его шляпе были обожжены порохом — сидели по концам стола. Их лица, высушенные солнцем и обветренные непогодой, сильно напоминали бурдюки.

Прямо напротив принцессы откинулся на спинку лорд Байрон — министр сокровенных дел. Единственный член правительства, назначенный самой принцессой. Его черные волосы возле ушей закручивались на щеку легкомысленными локонами. По самой последней моде он был одет безотносительно ко времени и месту. Глубокое его декольте венчал розовеющий орденский знак Святого Амура, пожалованный за редкостные заслуги.

Принцесса разом открыла заседание и коробку шоколада.

— Итак, господа, — произнесла она, отправляя конфетку мартышке в рот, — в государстве, боюсь, все спокойно.

— В государстве все спокойно! — граф Монкриф шарахнул кулаком по столу. — Я отвечаю за это!

— Да неужели? — удивленно хихикнул из-под маски граф Балетти. — Извините, значит, я ошибся. Ах, наша информация всегда так неполна!

— Что вы хотите этим сказать, граф Балетти? — угрожающе рявкнул граф Монкриф.

— Ничего, ровным счетом ничего, — вывернулся граф Балетти, вращаясь в кресле. — Я только слышал, что за Черными островами были замечены пиратские корабли, а за Белыми горами зашевелились бедуины. Но я ничего не хочу этим сказать.

— Пираты и бедуины? — поразился Монкриф. — Но это же иностранные дела, господин граф Балетти.

— Что верно, то верно, — хохотнул Балетти, — но они того и гляди станут делами внутренними, господин граф Монкриф, хе-хе-хе!

Разговор с самого начала затронул больное место. И в спор немедля ринулись адмирал Браво и маршал Табаччино.

Они были столь же разными, как вода и камень. Их воинский сарказм был ядовит и резок. А их заслуги по поддержанию государства были куда значительнее самого государства.

Маршал советовал послать на покорение пустыни флот, а адмирал — двинуть против пиратов конницу. Казалось, они развяжут бой тут же за столом.

В воздухе так запахло пороховым дымом, что мартышка в кресле чихнула.

Принцесса пребывала в самом радужном настроении. Заседание сразу же пошло интересней, чем можно было предположить. Выходило, что политика не такая уж бескрылая вещь! И принцесса углубилась в нее с шаловливой серьезностью.

Особенно с той минуты, как граф Монкриф обвинил графа Балетти в том, что пираты делятся с ним добычей, а граф Балетти графа Монкрифа — в получении взяток от бедуинов.

Принцесса для развлечения прикинула, кого из министров она велела бы повесить прежде — министра иностранных или внутренних дел. Это имело значение с точки зрения этикета. Потому что в первом случае в качестве почетных гостей пришлось бы пригласить дипломатический корпус, а во втором — жандармский.

Конечно же, это была не более чем шаловливая фантазия. Ибо ей было безразлично, который из них крал больше.

Вскоре уже трудно стало различать физиономии спорщиков. В клокочущей ярости они были на одно лицо. Хоть в этом правительство было едино.

Слышалось только одышливое рычание Монкрифа: «Господин граф, вы забываете, что я старше!»

На что Балетти отвечал змеиным шипением: «Господин граф, вы забываете, что я главнее!»

— Господа, — вмешалась принцесса смеясь, — держитесь подальше от дела. Ваша фантастика становится излишне правдоподобной. К тому же вы пугаете мою обезьянку. Видишь, крошка Жужу, политика — мрачная штука. Счастливица, тебе не надо управлять даже собой, не говоря уж о других.

А правительство тем временем дошло до выяснения границ собственного государства. Выходило, что один министр продал часть государства без ведома другого.

Были доставлены фантастические карты с еще более фантастическими материками и морями. Карты были на папирусе и пергаменте, еще времен географа Птоломея. Они с шуршанием развернулись, и министры ушли в них с головой.

Вдруг все наскучило принцессе. Лорд Байрон зевнул как человек, которому довольно даже самого маленького государства, чтобы не потерять достоинства. Принцесса наклонилась к нему через стол.

— Они умеют сделать скучным даже шутовство! — со вздохом прошептала она. — Их споры состарили меня на целых пять лет.

Она поднесла палец к губам, схватила лорда Байрона за руку, и они на цыпочках торопливо удалились. Обезьянка проснулась и вприпрыжку кинулась за ними.

Из-за карт доносилась приглушенная перебранка министров. Ворох карт над их головами все рос. Там они, наверное, и полегли.

Люсинда, Амариллис и Арделия вместе с Леандро, Лелио и Флоримоном уже дожидались на большой террасе.

Дамы были в гиацинтового цвета плащах и золоченых туфельках. Под шляпами с вуалью их головы походили на чашечки цветков, золотыми спиралями ниспадали их волосы.

Красные береты с перьями красовались на завитых волосах мужчин. Их розовые жилеты были усеяны пуговицами с эмалью. У Лелио на одной ноге трико было зеленого цвета, на другой — белого. Левая нога Леандро сверху донизу была в черно-белую полоску, а правая — совсем голая. Манжеты на брюках Флоримона были розовыми.

Они коротали время, следя за поединком попугаев. Попугаи ругались самым чудовищным образом. Леандро нашептывал в ухо Арделии весьма двусмысленные анекдоты. А Лелио глядел на Амариллис и вздыхал.

Арапы подзадоривали попугаев, скрючившись вокруг них на четвереньках, уперев руки в землю. На солнце они казались безделушками из черного дерева. Да и само солнце полыхало в стеклянных куполах так ослепительно, как это бывало в прежние времена или в сказках.

Увидев все это, принцесса так обрадовалась, что чуть не решила сделаться вполовину моложе. Только близость лорда Байрона вынудила ее остаться женщиной в интересном возрасте.

Тем не менее она хлопала в ладоши, громко смеялась, выкрикивала имена своих любимцев, да так, что обезьянка ее приревновала.

Восхитительно беспечная, оживленно болтая, спустилась компания с большой террасы. Несомая могучими арками, та необъятной лестницей переливалась за крепостной вал. Арапы сопровождали общество, неся алые солнечные зонты, украшенные бахромой и бубенчиками.