Кирилл Рябов - 777 [litres]

Она отключилась. Я вытер слёзы и стал ждать. И опять время растянулось. Что с ним делать? Я включил телевизор. Опять новости. В Японии конец света. И непонятно, куда двинет радиация. Ведущий заметно потел, говоря об этом. Потом повторили историю про прокурора, укравшего колготки. Ничего нового. Вагиза пока не нашли.

Я не заметил, как уснул. А проснулся от звонка в дверь. Это была Марика. Вид у неё был усталый, помятый.

– Привет, – сказала она и вошла в квартиру.

Я обнял её. Прижал к себе. Захотелось вдруг почувствовать, как бьётся её сердце.

– Ты чего? – спросила Марика.

– Ничего.

Сердца не было. То есть, конечно, было, но я его не почувствовал. Ладно, к чертям сантименты!

– Ты свободна, – сказал я.

– В каком смысле? – спросила Марика, снимая сапоги.

– Прямом.

В комнате я разлил в рюмки остатки водки. Одну дал ей. Марика поморщилась и не стала пить.

– Так вот. Вагиза больше нет. И никого нет. Можешь делать всё что хочешь. Хорошо, если ты захочешь остаться со мной.

Марика поставила рюмку и закинула ногу на ногу. На ней были ажурные чулки. У меня начал вставать.

– Я ничего не понимаю, – сказала она. – Так а где Вагиз? Ты его убил, что ли?

– Не совсем так. Но в живых его больше нет.

Кажется, её это мало впечатлило.

– А я думала, он тебя убил. Так жалко стало сначала.

– Сначала? А потом?

– Ну и потом тоже.

Она пожала плечами.

– А это точно?

– Точнее не придумаешь.

– И кто его кокнул? – спросила Марика.

– Не знаю. Судя по всему, профи.

– А ты видел?

– Можно сказать и так.

Марика молчала. Совершенно никакая. Как будто ширнулась.

– Ты что, ширнулась? – спросил я.

– Нет. Я ни на чём не сижу.

– А почему ты такая равнодушная?

– Думаю. Что мне делать теперь?

– В смысле?

– Ну, если Вагиза нет. Кто теперь рулить будет всем? Может, во Владивосток поехать? У меня там подруга работает. Опять же там много иностранцев…

– Охуеть! – сказал я. – Ты что, бросать не собираешься?

– С какой стати? – спросила она. – Чем я займусь?

– Ты же парикмахер!

– Нет, я грумер. Только я здесь в двадцать раз больше заработаю.

Я подошёл к окну. Поглядел на улицу. Там была ночь. Когда она закончится?!

– Не понимаю. Я думал, ты со мной будешь. Я же тебя люблю.

– Ой, ну хватит! – ответила Марика. – Знаешь, сколько раз я это слышала? Да вот сегодня хотя бы уже второй раз слышу. А до тебя был один жиртрест. У него жена парализована.

– Ты же чуть не уехала со мной! – сказал я. – Ты же собиралась!

Я повернулся к ней. Она закатила глаза.

– Ну, извини! Я думала, ты типа олигарх и вообще. Деньгами швырялся. А Вагиз сказал, что ты мелкий фраер. К тому же, у меня запой был. А я когда пью, плохо соображаю.

Я не знал, что сказать. Такое редко со мной случалось. Как будто кляп воткнули. И нож под ребро. Больно и обидно.

– Хорошо, что ты жива, – сказал я наконец.

– С чего мне умирать?

– Говорят, Вагиз был настоящий вурдалак. Я слышал, он убил кого-то в ресторане. А кого-то распилил вдоль туловища.

– Ого. Я про такое никогда не слышала.

Я подошёл к ней, схватил за плечи и стал целовать. Марика не сопротивлялась. Я разорвал на ней колготки и на этом остановился. Стало тошно, да так, что во рту появился привкус желчи.

– Уходи, – сказал я.

– А можно я останусь?

– Ну, оставайся.

– Лягу на диванчик, – сказала Марика.

– Ложись, – пожал я плечами.

В мини-баре я обнаружил бутылку рома. Дешёвка. И не ром вовсе, а бормотуха с красивой этикеткой. Я ушёл на кухню, сел и стал пить. Пил, пил, пил. Потом бросил пустую бутылку в мусорное ведро и вернулся в комнату. Марика уже спала и смеялась во сне.

Утром я мучился от похмелья. Марика ушла, пока я спал. Всё, что я нашёл после неё – разорванные ажурные колготки. Она оставила их на подушке. Последний привет. Я положил их в карман. Была мысль сотворить с ними какое-нибудь извращение, но я решил отложить это на потом. Слишком сильно болела голова. И душа. Меня тошнило и трясло. К счастью, трясло не сильно. А вот тошнило жёстко.

Я обыскал квартиру. Ни капли спиртного. Ни копейки денег. Я лёг на кровать и включил телевизор. На экране была женщина в деловом костюме, взгляд строгий, волосы затянуты в хвост. Она сидела и смотрела прямо на меня, не произнося ни слова. Шло время, а она просто сидела и пялилась. Вдруг она стала расстёгивать пиджачок, потом блузку. Показался кружевной лифчик. Она просунула в чашечку пальцы и осторожно вытащила грудь. Большую и мягкую. У меня пересохло во рту. Я увидел, что эта женщина – Юля. Та самая девица из банка, которая меня обрабатывала. Тем временем она уже достала вторую свою титьку, такую же большую и мягкую, как и первая. Потом встала и медленно подняла юбку. Под юбкой оказались ажурные колготки. Я схватил пульт и погасил экран. Это было сумасшествие. Белая горячка. Нужно бежать отсюда, пока стены не начали со мной говорить, а из потолка не выросли руки.

Я оделся и вышел из квартиры. На улице сыпал мокрый снежок. Всё было тихо, спокойно. Никаких монстров, голосов в ушах и голых баб. Я достал телефон и набрал номер Лары.

– Слушаю вас, – ответила она.

– Привет, – сказал я.

– Это ты? Что это за номер?

Голос её мигом изменился. Стал жёстким. Жёстче моего похмелья.

– У меня новый номер, – сказал я. – Давай встретимся.

– Встретимся?

– Я решил свои проблемы. Долгов больше нет. Почти. В общем, всё хорошо.

– Хорошо? Ты зачем заявление забрал? Ко мне приходил этот пидор в фуражке.

– Я не виноват. Он меня заставил.

– Заставил? Пытал тебя, что ли? Может, бутылку в жопу запихал? Или швабру?

– Нет, нет, что ты! Он запугал меня!

– Запугал? Ах ты, бедный!

Она отключилась. Я убрал телефон в карман. Что теперь? Я опять не знал. Этот вопрос вылезает постоянно. А вменяемого ответа на него никогда нет. В одиночку мне было страшно.

Я сел в автобус и проехал несколько остановок, прежде чем кондуктор меня выгнал за безбилетный проезд. В кармане заиграл телефон.

– Алё!

– А Ирада где?

– Кто это? Что вам надо?

– Ирада. Мне нужна Ирада.

Он вдруг зачирикал по-птичьи. Я побежал по улице. Свернул налево, направо, перебежал дорогу, нырнул во двор и вбежал в дворницкую.

– Привет, сынок! – сказал старик. – Утром на помойке я нашёл печень. Представляешь себе? Она уже слегка тухлая. Я хочу выяснить, человеческая ли это печень.

Я схватил его за плечи, ощупал бороду, волосы, шею. Он был настоящий. Только нёс какую-то чушь. Хотя в этом как раз ничего удивительного не было.

– Со мной что-то не то, – сказал я. – Кажется, белая горячка.

– Ты слышишь музыку?

– Нет. А должен?

– Не знаю. Я слышал. Помнишь? Я лежал в диспансере, и тут заиграл Иоганн Себастьян Бах.