Сергей Кузнецов - Гроб хрустальный. Версия 2.0

– Нет, конечно, – ответил Бен. – Я же круто напился. А что?

– Ну, такое дело. – Глеб запнулся. – Я просто думаю, что это кто-то из наших.

– Ты гонишь! – восхитился Бен.

Глеб рассказал про нож, про иероглиф, написанный на стене и найденный в сканере, про канал #xpyctal, где таинственный het вызвал Снежану на лестницу.

– Круто, – сказал Бен, – это же детектив, да? Как "The Colonel's Bequest".

– Как что? – не понял Глеб

– Как квест сьерровский старый, – пояснил Бен. – Там тоже убийство, расследование… такая Агата Кристи. Ты что, не играл?

Из всех старых квестов Глеб играл только в четвертый "King Quest", и то даже до ночи не добрался. Зато хорошо помнил, как много лет назад на семейной вечеринке мамин двоюродный брат, впервые показавший Глебу персональный компьютер, рассказывал ему: "…захожу я на кладбище, а там пусто, младенец только плачет. И я понимаю, что надо взять погремушку из могилы его матери. Я разрываю могилу…" – и тут Глеб увидел окаменевшую от ужаса бабушку, которая тоже слушала. Тогда он впервые понял, какое впечатление производит на людей реального мира столкновение с миром виртуальным.

– У меня где-то на сидюке была копия, – сказал Бен. – Надо тебе обязательно поиграть. Лучше поймешь, как преступников ищут.

Он развернулся к заваленному столу и начал рыться среди дискет и бумаг, пока не обрушил на пол груду радужных кругляшей. Глеб поднял один: компакт Алены Апиной.

– Ты это слушаешь? – поразился он.

– Я решил завязать с диско, – сказал Бен. – Я думаю, надо полюбить современную попсу.

– Современная попса – это что, техно? – Глеб подумал про Настю с Олегом.

– Нет, нет, техно – это музыка для интеллектуалов. Настоящая попса – это вот Апина, Салтыкова, Ветлицкая. В крайнем случае – Алена Свиридова.

– Мне нравится "Бедная овечка", – сказала Катя.

– Да, это очень круто, – согласился Бен. – Я решил, надо быть ближе к народу. Там, где он, к несчастью, есть. А то что это я – застрял на семидесятых. Старье.

Глеб с радостью узнавания понял: на самом деле, Бену все равно, что слушать и как одеваться. Как и Глебу, Бену требовался только свой угол, компьютер и, может, несколько книг. Но стремление не выглядеть хрестоматийным матшкольным мальчиком заставляло его придумывать себе увлечения одно необычней другого. Глеб вспомнил, как Таня воспитывала у него музыкальный вкус. За годы совместной жизни ей даже удалось привить ему любовь к Тому Уэйтсу, Нику Кейву и Леонарду Коэну – хотя Глеб иногда думал, что прекрасно прожил бы на старых запасах Галича и Высоцкого.

– А кто у нас подозреваемые? – спросил Бен. – Нас с тобой исключаем как инициаторов расследования. Это только в "Убийстве Роджера Экройда" рассказчик оказывается убийцей. В нормальном квесте так быть не может. Кто в остатке?

– Надо для начала понять, кто такой het, – сказал Глеб. – Ты не знаешь, с кем спала Снежана?

– Она, царство ей небесное, вообще была слаба на передок, – сказала Катя. – А при чем тут?

– Потому что на канале #xpyctal собирались ее любовники, – пояснил Глеб и понял, что сказал лишнее.

Катя повернулась на стуле и уставилась на Бена.

– Веня, – спросила она, – это правда? Почему ты мне не говорил?

– Собственно, Глеб имел в виду виртуальных любовников, – как-то неуверенно сказал Бен.

– Хули виртуальных, – разозлилась Катя. – вполне настоящих. Ебся бы себе потихоньку, зачем мне-то про этот канал сраный рассказывать!

– Бен, ты что, тоже на канале был? – спросил Глеб.

– Разумеется, был! – раздраженно сказала Катя. – Под идиотским ником BoneyM. Очень гордился, даже мне хвастался. Пересказывал шутки, которые там отпускали, резвился!

– Прости, – начал Бен, но Глеб перебил:

– Какие шутки?

– Да все. Вот эту, последнюю, из-за которой весь сыр-бор. Про Тим.ру.

Глеб перевел глаза на фотографию Шварцера над монитором и медленно сказал:

– Так Марусина – это ты?

– Так Марусина – это я, – с напором сказала Катя, – а что?

– Круто, – сказал Бен.

– К сожалению, – продолжила Катя, – я не убивала Снежану, потому что все время была с этим мудаком. Мы, видишь ли, танцевали, а потом он почти трахнул меня в какой-то боковой комнате.

– Почему ты это делала?

– Потому что я люблю танцевать, вот почему!

– Я имею в виду – Марусину?

– Ой, ты глупые вопросы задаешь. – Катя встала. – Потому что Тим всех заебал. Потому что он звезда русского Интернета, а дизайн его примитивен и бестолков. Потому что понтов у него в сотню раз больше, чем таланта. Потому что Вене, видишь ли, нравится то, что делает Тим, и не нравится то, что делаю я. Продолжать?

– Круто, – сказал Бен. – Не могу поверить: Марусина – это ты!

– Но ты не хотела, чтобы они с Шаневичем мимо денег пролетели? – спросил Глеб.

– Мне на это было насрать, – сказала Катя. – Меня деньги не интересуют. У нас в семье деньгами Веня занимается.

– А как с Марусиной теперь?

– Не знаю, – ответила Катя, – надоела она мне. Убью ее, наверное. Подстрою ей виртуальную аварию.

– Пусть ее, например, машина собьет, – предложил Бен.

– Да, – кивнула Катя, – поисковая. "Альтависта" или "Лайкос".

– Круто, – сказал Бен. Он смотрел на Катю, и в глазах его светился искренний восторг.

– Я тебе говорил. Твоя версия с Марусиной не выдерживает критики, – написал Горский. – Видишь, у Кати и Бена есть алиби.

– К тому же, Бен технически не может быть одновременно BoneyM и этим het, – сказал Глеб.

– Технически он как раз может, – ответил Горский. – Технически можно быть двумя людьми на IRC сразу, не проблема. Но Снежана-то должна была знать, кто есть кто. Хотя теоретически возможно, что в тот день Бен законнектился как het.

– Вне подозрений только SupeR, – ответил Глеб. – Но он и так в Америке.

– Да, – согласился Горский, – так что это мог быть и Бен, и Андрей.

Андрей сидел за соседним столом, и Глебу стало неловко. Получалось, будто они с Горским сейчас обсуждают Андрея за его спиной – но в прямой видимости. Глеб устыдился своих подозрений.

– Я тут думал на днях, – продолжал Горский, – почему все индифферентны к смерти Снежаны. Наверное, то, что кажется драмой, когда тебе 15 лет, к 30 больше не драма. Вот смерть – сначала кажется, что это the issue, важная тема для общей беседы. А потом выясняется, что это очень личное дело, о котором и говорить как-то неловко. А чужая смерть – чужое дело. И, значит, использовать чужую смерть для размышлений о своей собственной как-то нескромно. Снежана ведь умерла не для того, чтобы преподать нам, скажем, урок нашей смертности.

– То есть она умерла напрасно? – спросил Глеб.

– Не в этом дело. Просто однажды становится неловко, неудобно как-то вкладывать свои смыслы в чужие смерти. А если нельзя вложить смысл, проще забыть. Я не говорю, что этот способ лучше того, что в пятнадцать лет.