Марио Льоса - Разговор в «Соборе»

— Они просили о переводе, — сказал Лосано. — Как прикажете, дон Кайо?

— Ничего удивительного, им надоели бессонные ночи, — улыбнулся он. — Ладно. Подыщите мне других, только чтоб были не такие сони. До свиданья, Лосано.

— Может быть, хотите пройти внутрь, присядете? — сказал, отдавая ему честь, лейтенант.

— Нет, спасибо, подышу воздухом, — сказал он. — Да вот он, идет на посадку. Лучше растолкайте этих лежебок, пусть подадут машину поближе. Я пойду вперед… Прошу вас, сенатор, в машину. Садитесь. Лудовико, мы едем в Сан-Исидро, к сенатору Ланде.

— Это отрадно, что в Сан-Исидро, а не в тюрьму, — пробурчал, не глядя на него, сенатор. — Надеюсь, мне хоть дадут переодеться и принять душ.

— Дадут, — сказал он. — Поверьте, я очень сожалею, что приходится причинять вам столько беспокойства, но другого выхода не было.

— Сирены, автоматы, как на штурм цитадели собрались, — сказал сенатор, приникнув к стеклу. — Когда они нагрянули в имение, я испугался, как бы жене не стало дурно. Это по вашему приказу, Бермудес, меня в мои шестьдесят заставили провести ночь в кресле?

— Это большой такой дом, с садом, да? — сказал Лудовико.

— Прошу вас, сенатор, — сказал он, указывая на широко раскинувшийся, густой сад, и через мгновение заметил их: белые нагие тела мелькали под лаврами, раздавался смех, белые проворные пятки топтали влажную траву. — После вас, после вас.

— Папа, папочка! — бросаясь на шею сенатору, закричала девушка: он увидел ее фарфоровое лицо, большие испуганные глаза, стриженые каштановые волосы. — Я только что говорила с мамой, она чуть жива от страха. Что случилось? Что случилось?

— Доброе утро, — пробормотал он и быстро раздел ее и швырнул на постель, где ее с жадностью подхватил, втянул в себя клубок женской плоти.

— Я потом тебе объясню. — Ланда осторожно развел ее руки, повернулся к нему: — Проходите, Бермудес. Кристина, позвони в Чиклайо, успокой мать. Проследи, чтоб нам не мешали. Садитесь, Бермудес.

— Буду с вами предельно откровенен, сенатор, — сказал он. — Если вы последуете моему примеру, мы выиграем время.

— Предисловие ваше — излишне, — сказал Ланда. — Я никогда не лгу.

— Генерал Эспина взят под арест, все офицеры, обещавшие ему помощь, подтвердили верность президенту, — сказал он. — Мы не хотим давать ход этому делу. А потому я вам предлагаю заявить о вашей безоговорочной поддержке режима и остаться на посту лидера большинства. Одним словом — забыть все, что произошло.

— Прежде всего я должен знать, что произошло, — сказал Ланда; он сидел совершенно неподвижно, положив руки на колени.

— Вы устали, сенатор, и я устал, — пробормотал он. — Не будем терять времени.

— Я должен знать, в чем меня обвиняют, — сухо повторил Ланда.

— В том, что вы осуществляли связь между Эспиной и вовлеченными в заговор гарнизонами, — сказал он, всем своим видом являя покорность судьбе. — В том, что обеспечивали мятежников деньгами — и своими собственными тоже. В том, что устраивали здесь и в своем имении «Олаве» тайные собрания с заговорщиками из числа штатских лиц, ныне арестованными. Мы располагаем доказательствами — есть и звукозапись, и подписанные показания. Но речь не об этом, объяснений от вас не требуется. Президент хочет предать этот случай забвению.

— Да, речь не об этом, а о том, чтобы в сенате не появился враг, знающий режим как свои пять пальцев, — сказал Ланда, пристально посмотрев ему в глаза.

— Речь о том, чтобы не дробить парламентское большинство, — сказал он. — Кроме того, режиму нужно ваше имя, ваш вес, ваше влияние. Итак, вы должны признать: ничего не было. И ничего не будет.

— А не соглашусь? — Голос Ланды был еле слышен.

— А не согласитесь — придется покинуть страну, — сказал он не без досады. — Мне, наверно, не надо вам напоминать, как тесно переплелись ваши интересы с интересами государства.

— Все правильно: сначала нахрапом, потом шантажом, — сказал Ланда. — Узнаю ваш стиль, Бермудес.

— Вы не новичок в политике и хороший игрок и прекрасно понимаете, как надо себя вести, — спокойно сказал он. — Не тяните, сенатор.

— Ну, а что ждет арестованных? — пробормотал Ланда. — Нет, не военных — они, кажется, уже сумели выпутаться. Тех, других?

— К вам у нас особое отношение: вы оказывали режиму очень важные услуги, — сказал он. — В случае с Ферро и прочими все наоборот: они всем на свете обязаны режиму. Каждый случай будет тщательно изучен, и на основе этого изучения будут приняты соответствующие меры.

— Какого рода меры? — сказал Ланда. — Эти люди доверились мне, как я доверился военным.

— Превентивные, — сказал он. — Ничего серьезного им не грозит, это в наши планы не входит. Посидят некоторое время, кое-кого вышлем. Ничьей крови мы не алчем. Кроме того, многое будет зависеть от вас.

— Кое-что еще, — поколебавшись, сказал сенатор. — Это насчет…

— Савалы? — сказал он и увидел, как заморгал Ланда. — Он на свободе, если согласитесь сотрудничать, его не тронут. Утром я с ним разговаривал: он тоже хочет мира. Сейчас он, наверно, уже дома. Позвоните ему, сенатор.

— Сейчас я дать ответ не могу, — помолчав, сказал сенатор. — Дайте мне несколько часов на размышление.

— Ради бога, — сказал он, вставая. — Я позвоню вам вечером или завтра утром, если хотите.

— До тех пор ваши молодчики оставят меня в покое? — сказал Ланда, открывая дверь, выходящую в сад.

— Вы же не под арестом и даже не под наблюдением: можете идти куда угодно и говорить с кем пожелаете. Будьте здоровы, сенатор. — Он вышел, пересек сад, ощущая, как вокруг, над клумбами и кустами, вьются, снуют они — гибкие и ароматные, стремительные и влажные. — Лудовико, Иполито, просыпайтесь. В префектуру, живо! Лосано, все телефонные разговоры Ланды слушать и записывать.

— Не беспокойтесь, дон Кайо, — сказал Лосано, придвигая ему кресло. — У дома — машина, три агента. Телефон слушаем уже две недели.

— Дайте воды, если вам не трудно, — сказал он. — Таблетку принять.

— Префект подготовил сводку происшествий по Лиме, — сказал Лосано. — Нет, о Веларде пока сведений нет. Наверно, все-таки перешел границу. Один из сорока шести. Остальных взяли, без осложнений.

— Обеспечьте полную изоляцию и здесь, и на местах, — сказал он. — Вот-вот начнутся хлопоты, и ходатайства, и ручательства от министров и депутатов.

— Уже начались, дон Кайо, — сказал Лосано. — Сию минуту звонил сенатор Аревало. Просил свидания с доктором Ферро. Я сказал, что без вашего разрешения — нельзя.

— Угу, валите все на меня, — зевнул он, — Ферро связан с тысячами людей, и они в лепешку разобьются, чтобы освободить его.

— Утром тут была его жена, — сказал Лосано. — Бойкая дамочка, дон Кайо. Грозилась президентом, министрами. Красивая, дон Кайо.