Иван Охлобыстин - ДМБ

– Этих жарить нельзя, – изрек один из сидящих.

– Нельзя, ужарятся, – поддержал его другой.

– Лучше тушить, – добавил третий.

Штык брезгливо пододвинул к себе алюминиевую миску, взял двумя пальцами оловянную ложку, ковырнул бурый ком каши, поднес к лицу, понюхал и кинул опять в тарелку.

– Гадость какая! – сказал он.

– А мне нравится, – наворачивая кашу за обе щеки, вставил Бомба.

– Очень бы я не хотел с тобой в голодный год на необитаемом острове очутиться, – бросил ему Штык.

Солдатик с подагрическим лицом, который раскладывал по нашим тарелкам неизвестный продукт спросил нас:

– Как там на гражданке? Бабы есть?

– Практически нет, – ответил я, – диву даемся.

– Слушайте. Где наш дикий прапор? – неожиданно заметил Штык.

Мы огляделись и действительно не обнаружили Казакова. Это нас в некотором роде даже напугало. Мы тихенько покинули свой стол и вышли на улицу.

– Скажите, военный, – тут же обратился к первому попавшемуся офицеру Штык, – а где у вас тут буфет?

– Новые что ли? – хмыкнул тот.

– Да, – кивнули мы.

– Ну, тогда, новые военные, отдайте мне быстренько честь, а потом берите эту хреновину, – и он показал на огромную катушку с кабелем, – и тащите ее вон к тому мужику, – офицер показал на другой конец плаца, – мужик тоже военный, не забудьте отдать ему честь. Что же касается буфета, то бишь чипка, то чипок там же. – и он показал на утлое, двух этажное здание желтого цвета.

Мы не стали возражать, понимая бесперспективность, отдали, как могли честь, и покатили катушку.

– Не нравится мне это, – вздыхал Штык, – Так можно грыжу получить.

– Главное – буфет, – возразил Бомба, – грыжа на голодный желудок, это не дело. Вот когда я в армию уходил, мы скушали семь ящиков оладий. Меня весь цех провожал.

– А меня весь факультет, – вставил Штык.

– А меня все казино, – добавил я.

Наконец, мы докатили мерзкую катушку до другого военного. Он списал номер на катушке и распорядился:

– Кругом шагом марш. Катушку катить обратно.

– Очень все как-то здесь странно, – задумался Штык, – у меня плохие предчувствия.

– Мне наплевать на предчувствия, плохо, что мы от еды уходим. – сказал Бомба.

– Так в чем дело! – решил я и отпустил катушку. Остальные последовали моему примеру.

Никем не удерживаемая, катушка покатилась вниз, быстро набирая скорость. Когда мы входили в буфет, вдали что-то грохнуло и кто-то душераздирающе вскрикнул.

Первым, что мы увидели, был огромный портрет пожилого, грузного мужчины со свирепым лицом в генеральском мундире над стойкой.

– Кто этот герой? – ехидно поинтересовался Штык у буфетчика.

– Это батя, – сухо ответил тот.

– Вопросов нет, – согласился Штык и попросил, – дайте меню.

– Я сам меню, – сказал буфетчик, – Ром с бабой, корзинка с повидлом, булка с маком, лимонад «Колокольчик», сигареты «Прима».

– А кофе? – уточнил бывший студент.

– Кофе – только офицерам, – ответил буфетчик и объяснил, – от кофе нервы. Приказ генерала.

– Давайте все. – не выдержал напряжения Бомба.

Тут в буфет вошел наш прапор. Увидев нас, он облегченно вздохнул, – Нашлись!

– Присаживайтесь товарищ прапорщик, съешьте корзинку с повидлом, – предложил я.

Казаков охотно принял корзинку и сообщил: – Надо в казарму идти, койки занимать.

– А кушать дадут? – спросил Бомба, – запихивая целиком в рот булку с маком.

– Дадут, дадут, все дадут, – кивнул прапор.

После чипка он нас привел в казарму и оставил наедине с десятком хмурых дембелей. Они переминались с ноги на ногу, чесали себе между карманами на штанах и недружелюбно рассматривали нас. Мы замерли………

От строя дембелей отделился и подошел к нам ефрейтор-карлик. Он лениво прошепелявил:

– Так, чтобы вы чухали – кто барабанил полгода, тот молодой, он шестерит черпаку – это кто протянул год, а черпак ходит под дедом, дед разменял полтора года, он уважает дембеля.

– Переведи на наш, – попросили мы.

– Перевожу: жизнь ваша – полная параша. В армии вы – духи бесплотные. Духов чмурят все. Дык? – пояснил карлик.

– Любопытно, – согласился Штык, и продолжил расспросы. – Типа голосуй или проиграешь!?

– Видите этих прекрасных парней во главе со старшим сержантом Лавровым? – показал ефрейтор на стоящих поодаль хмурых вояк. – Это дембеля. Им ноги мыть по сроку службы не положено. А чистоту они любят. Будете их портяши стирать, с детским мылом. Дембеля микробов боятся.

– Чушь какая! – хихикнул Штык.

– Передай этим прекрасным парням во главе со старшим сержантом Лавровым, что у нас к стирке интереса совсем нет, что мы Родину защищать пришли, – сказал я.

– Порву, как тузик грелку, – откровенно сознался Бомба.

– Вопросов нет, – кивнул карлик. Дембеля осмотрели нас со всех сторон и по старой, доброй армейской традиции вывихнули Бомбе указательный палец, которым он беспрерывно ковырял в правой ноздре.

– А где тут у вас медсанчасть? – спросил Бомба, когда ему вывихнули палец.

– Прямо и направо, – ответили ему.

– Не проводите? – поинтересовался Штык, и ему надорвали ухо.

– Не стоило беспокоиться, – примирительно сказал я. – Они бы и сами нашли. – И мне раскололи зуб.

Не бил нас только старший сержант Лавров, потому что ему уже и это было в падлу.

Воодушевленные таким приемом, мы отправились в лазарет, где начальник медслужбы майор Шкатов прописал нам клизму, дал аспирину и благословил на дальнейшее прохождение службы.

Шкатов проверил у нас пульс, заставил показать язык и что-то быстро зачирикал в рецепте.

– Прикольно… Могло быть и хуже, – запивая аспирин желтой водой из крана, сказал я.

– Да!.. – согласился Штык. – Я примерно так все себе и представлял.

– Скорей бы автоматы дали… – мечтал Бомба. – Автоматы, гранат побольше и одну мину.

Потом Шкатов молча отвел нас в узкую проходную палату с коричневыми дерматиновыми лежанками, где узкоплечий фельдшер в сизом халате поставил нам по клизме и велел лежать пять минут. Через стеклянное окно двери с надписью изолятор на нас сиротски глядели несколько широких монголоидных лиц, перемазанных зеленкой.

– Их там девять штук, – сказал фельдшер. – У них ветрянка.

Я махнул им рукой:

– Хелоу братьям по разуму.

– Тунгусы – по-русски не понимайт ни хрена, – пояснил фельдшер и ушел.

– А я не знал, что у нас тунгусы тоже служат, они повымерли же после метеорита! – сказал Бомба.

– Они, наверное, по обмену, – предположил Штык. – К нам в институт по обмену тоже присылали не пойми кого… М-да… С лишаями, как правило – добавил он и задумался, наверно, вспомнил деканшу…

Днем в казарму, когда нас били второй раз, пришел капитан Мерзоев, начальник караула и человек без ногтей. Ногти у него сорвало во время испытаний новой ракетной установки. Он понюхал воздух и изрек: