Иван Охлобыстин - ДМБ

– Гера, ты здесь? – заглядывая коптеру в глазные яблоки, цвета молодого тутовника, осведомился младший сержант.

– Я здесь, я там, я всегда…. – невнятно откликнулся тот и закрыл глаза.

– Э! – крякнул Галагура, – кто же так с коптером говорит. Вот как надо, – он склонился над Либерманом и выкрикнул заклинание, – Чужое! Халява! Взять, взять!

– Что будем пить, девочки? – ни к тому ни к сему ответил коптер, но на ноги встал.

Мы пошли дальше.

– Не надо! – кричал я всю дорогу до бетонного забора, выкрашенного синим цветом с отливом в зеленое.

– У нас товар, у вас купец, – по приходу на место, где в заборе была дыра, сказал Алиевым Галагура. – Покажите деньги.

– Деньги есть, – небрежно похлопал себя по карману Улугбек, нехорошо моргая в мою сторону.

– Деньги счет любят, – резонно заметил коптер Либерман.

Тут Улугбек сделал трагический промах, вытащил деньги наружу и тут же получил от Галагуры затрещину, отчего потерял сознание и передние зубы. Максуд тоже не долго продержался, переводчик Фарух свистанул ему ногой в нос, а коптер ударил в пах.

– Ишь, лазят! – негодовал Галагура, дотошно пересчитывая деньги.

Фарух забрал у Алиевых пистолеты и начал возиться с перстнем Максуда.

– Не снимается… Пистолеты на закуску поменяем… – думал он вслух и смотрел на не снимающийся перстень. – Придется палец отделять.

Палец отрезать не стали. Сбегали за мылом. Золотые коронки тоже не взяли. Побрезговали. ( Фарух входит в хлеборезку и начинает разглядывать ножи, наконец берет кусок мыла и выходит )

– Если соскучитесь, милости просим, – уходя, посоветовал младший сержант Лавров стонущим на земле братьям Алиевым. И помните, что армия для хороших людей – родная мать, а для плохих – теща.

По дороге назад дембеля живо любопытствовали:

– Слышь, а у тебя много долгов на гражданке?

– Где-то на пароход, – сказал я.

– И типа: они все сюда поедут? – спросили они.

– К гадалке не ходи, – пообещал я.

– Ты, дух, – правильный военный, мы с тобой на гражданку в портяшах от Версаче уйдем. Береги себя, – обрадовались дембеля.

В этот момент мое сердце переполнилось нежностью и трепетом к своему воинскому подразделению.

Неожиданно, идущий рядом со мной, Галагура что-то заподозрил и сделал знак рукой остановиться. Мы остановились.

– Че такое, Сашок? – спросил у него младший сержант Лавров.

– Людей нет. Где люди? – показал на пустующую часть Галагура.

– И птицы затихли, – заметил кто-то.

– Талалаев! – вытаращив глаза, прошипел младший сержант и приказал. – Всем в укрытие!

Мы едва успели спрятаться под стоящий у казармы грузовик, как над нашими головами раздался свирепый рык.

– Сгною, сволочи! Расстреляю, как бешеных собак! – и мимо грузовика протопала пара начищенных хромовых сапог.

– Что это было? – как только тревога чуть стихла, спросил я у дембелей.

– Батя был – генерал майор Талалаев. Командир нашей части. – Ответили они и обтерли рукавами выступивший на лбах холодный пот. – Пронесло!..

Придя в лазарет, я доложил старшему Лаврову диспозицию:

– Товарищ старший сержант! Разрешите доложить?! Бомба ел эклеры и зевал. Штык читал инструкцию к гранате. Они мне очень обрадовались.

– Тут в лазарет заходила медсестра, – сообщил Штык. – Я ее потрогал и лишился покоя. Такая сладенькая, ушки красненькие, носик в угрях. Гудок толстый и шершавый, как ананас. Валькирия! Дергать кольцо, не выпуская рычага!

Потом еще три дня наши старшие сослуживцы продолжали осваивать средства братьев Алиевых. Помимо конопли было куплено много разных ингредиентов и составлена армейская винная карта. Особенной популярностью пользовались коктейли Земля-воздух – две трети пива и треть водки, а так же Сои-3 – треть водки, треть пива, треть конопляного отвара. (В кадре отплясывают ноги в сапогах, в тапочках, босиком. Одни притоптывают, а другие вальсируют. На пол падают пустые бутылки, окурки папирос, аудиокассеты и пустые гильзы. Наконец в кадр впадает зеленое лицо Либермана. ) Смешивать доверили Либерману, скоро у него приключились видения, и на утреннем построении он увидел над штабом летающую тарелку.

– Вижу, – говорит Либерман, – неопознанный летающий объект над штабом зеленого цвета.

– Какой объект? – встрепенулся майор Бурак. – Не положено над штабом объект, зеленый объект.

Вскоре коптер был отправлен от греха майором Бураком на подсобное хозяйство, куда заодно сослали и нас со Штыком и Бомбой до присяги на карантин.

Туда нас отвезли на грузовой машине вместе с бачками с помоями.

– Подсобное хозяйство – это где свиней растят, для питания, – объяснил нам по дороге Либерман, не отнимая от лица тряпку смоченную бензином, – К свиньям, на ферму, нас не пустят, а мы будем посильно охранять стрельбище и обеспечивать отдых генералам.

– Каким же образом? – поинтересовался Штык.

– Все очень просто, – объяснил коптер, – в субботу нам привезут свинью с фермы и генералов из города, вместе с батей.

– Свинку кушать? – заинтересовался Бомба.

– Свинью расстреляют, как Гитлера, из пулемета, если попадут, конечно, – ответил Гера и утратил сознание до пункта назначения.

По приезду на место, мы прежде всего огляделись. Нам очень понравилось. С одной стороны стрельбища простиралась бескрайняя долина, кое-где покрытая низким кустарником, с другой стороны находилось городское кладбище, вдали за ним мерцал желтыми огнями город Икс. Жить предполагалось в вагончике.

– А кормят здесь как? – спросил у коптера Бомба.

– Никак, – невозмутимо откликнулся он, направляясь к вагончику, – Сухари и вода. Это армия, молодежь!

– Вот те на! – огорчительно шлепнул себя по ляжке ладонью Бомба.

– Не грусти, – успокоил его Штык и показал на кладбище, – Есть волшебная русская традиция оставлять на могилах усопших разного рода свежие продукты и напитки.

– Я покойников боюсь, – сознался мнительный Бомба.

– Дичь какая! – усмехнулся Штык и шагнул в сторону кладбища, – Пуля, идешь?

– Нет, я лодыжку отсидел, – отказался я и сел на ступеньку вагончика рядом с Либерманом.

– Мне всегда задают три вопроса, – ни с того ни с сего начал коптер, – сколько мне лет, почему я армии и отчего у меня волосы на груди крашенные. Начну с последнего вопроса. Волосы у меня на груди окрасились, потому что я случайно на них ракетный окислитель в коптерке вылил. В армии я, потому что меня с жена с тещей хотели в сумашедший дом отдать за убеждения. А лет мне двадцать девять, через месяц юбилей. Видишь суслика? – коптер показал в поле.

– Нет, – честно признался я.

– И я не вижу, а он есть, – глубокомысленно проинформировал Гера.