Николай Шипилов - Псаломщик

За возможность «крутиться» на зерновом рынке следует солидный «откат» чиновникам в структуры, подконтрольные министру. «… Бедные, бедные крестьяне! Вы, наверное, стали совсем некрасивыми…» Знающие люди рассказывают, что на счетах сельского министра в западных банках работают до девяноста миллионов зелени. Вешать бы надо таких министров на горьких осинах, зажаривать бы в кляре в ласточкиных гнездах. А что перед ним Грека? Маленький, влюбленный, старый комсомольский жульман…

У хлебного бизнеса нет границ. Особенно, если твой друг – директор фирмы «Икс-Алт», а отец друга – мэр города Китаевска, где первые мельницы стояли уже двести лет назад. «Икс-Алт» – самый крупный здесь поставщик хлеба. Случилось однажды по весне, что руководителей мелькомбинатов вызвали в мэрию и в добровольно-принудительном порядке попросили брать зерно только у «Икс-Алта» и только от ста восьмидесяти «уе» за тонну 23. Плевать, что у других поставщиков зерно такого же калибра стоило на десять «уе» дешевле. За «уе» не отвечаем. А кто откажет мэрии – брось «уе» в Греку.

После того случая фирму стали называть сурово и на немецкий манер – «Хальт».

А у «Хальта» есть оправдание: зерно мелькомбинатам фирма дает в кредит на пару-тройку недель и по ценам, закрепленным в долларах. От «невозврата» же поставщики застрахованы тем, что за ними стоит китаевский мэр и лично мэрский сын – Прохор Шулепов. Откуда деньги в хлебном бизнесе? Из банков. В Китаевске «нахлебников» кредитуют два банка, те, что связаны с мэрией: «Банк Z» и «АББА».

Откуда деньги в этих банках? Из бюджета города. То есть из кармана горемычных китаевцев. Жалкие эти китаевцы и стараются на зиму побольше капусты нашинковать да грибов по банкам разместить немеряно. Поскольку банки у них и мэрии разные, то и их капуста – тоже не родня.

Значит, любой обвал на хлебном рынке неизбежно приведет к кризису банков, которые его кредитуют. А банки эти кредитуют их – чем? Правильно, деньгами городского бюджета, которыми им высочайше позволено управлять. И всё пока идет в гору: прибыль при таком росте цен – сказочная.

– А обвались-ка неурожай! – говаривал в баньке за бадейкой ячменного пива Прохор Шулепов, сын мэра, голубоглазый гигант, нос которого светился на лице маленьким аленьким бурачком. – При ограниченной покупательной способности населения это приведет к массовому голоду, – он был дипломированный экономист. – Представляете, урожай сократился вдвое! Насколько повысятся цены на хлеб? Вдвое? Если бы! Цены вырастут раз этак в семь-восемь, а то и того лучше. Для ВВП. Посчитали? А преставившихся от голода лохов считать будет апостол Петр…

Девки в бане аж визжали от восторга, а гуттаперчивые их тела покрывались пупырышками озноба.

Прохор всю жизнь был трусом и, как все обретшие власть трусы, он хотел выглядеть человеком без нервов. Он был жадным трусом. Рассказывают, что бывший его друг, одинокий инвалид, попросил его купить надувную женщину к своему дню рождения. Прохор купил, но сначала поинтересовался ею сам. Надул школьного товарища. Считай, что изнасиловал и ту, и другого. Инвалид едва не убил его из гранатомета. Постоял за честь женщины. Где теперь тот ветеран двух войн – знает лишь Мать-сыра-земля.

Но Греке-то что до сих сплетен? Грека знает, что доходы его, грекиной, фирмы-поставщика, которой мирволит мэрия, достигают тридцати и больше баксов с тонны. Что там, выше – этого Греке считать не позволяют пробелы в начальном образовании. Калькулятор зашкаливает. Но Грека скажет другое. Он скажет главное, за чей счет делается этот бизнес. Спроси его на дыбе – и он скажет, что за счет американской гуманитарной помощи и будущего поколения русских. Американский хлеб фуражный, с картофельным грибком, почти без клейковины, зато в кредит и за копейки. Фуражный хлеб в малых дозах нужен хлебопеку. И если смешать его правильно с едовым – казахстанским, с алтайским или краснодарским, пальчики оближешь. Но кто же будет мешать правильно! Грека? Грека не будет этого делать. Он будет делать деньги. Будущее поколение русских тоже некачественное, но если смешать его с ребятами с гор…

Грека взбодрился. Дыба ему тоже не грозит: главный прокурор города ходит с ним в баню, а он – племянник мэра Шулепова.

Но рынок не может расти бесконечно… Где-то зреет обвал. И поедут «крыши», и банки девальвируют рублишко. Вот тут у Греки верхнее чутье. И он знает, что нужно «дэлат».

А пока он выбросил за окно окурок и отбросил мысли о своих милых манипуляциях, за которые в добрых западных странах сажают на нары, баланду и липкий черный хлеб, который подбросишь к потолку камеры, а он там и остается – прилип, как Грека к Наташе.

«Вот так вам, шкуркам! – наливается он силой и спокойствием, затем подмигивает темным окнам Наташиной квартиры, где спит она сама, обняв ангельского облика дочку. Он чувствует себя львом – главой прайда. – Кому вы нужны, кроме меня! Пойду, схожу…»

Грека вышагивает из апартаментов в неглубокую лужу, успевает начерпать в туфлю черной воды с раскисшим в ней его же собственным окурком. Однако ничто не смущает его львиного величия. Грека слышит, как в крови его возгорается. Это возгорается светлое чувство Наташиной спины. Он достает из багажника розы в бутонах, пересекает территорию дворика и входит с этими розами в подъезд засыпного двухэтажного дома, отстроенного пленными немцами на века.

Настойчивые звонки разбудили Наташу.

– Кто? – спрашивает она из-за запертой двери. – Кто здесь?

– Твоя жиголо – здэсь. Фыгар-ро – там! – шутит Грека, давая понять, что все происшедшее восьмого марта уже не должно огорчать голубков Наташу и Ваню. – Ти адынь? У тэбья нэ всье дома?

– Адынь, адынь, погоди… – отвечает она и уходит, чтобы вернуться.

Вернулась, открыла дверь – и в Греку полетели его сумки, его сумочки, подсумки, нессесеры, бумаги и запасные записные книжки.

– Чего тебе надобно, старче? Корыта вашего в глаза не видела, брала его уже треснутым, вернула в целости и сохранности…

Она сказала это, запахнула халат и поглядела Греке прямо в глаза. Халат запахнула, но одно, лучшее в мире колено, она оставила нагим и продолжила:

– Не щурься, как на именинах… Я подам на тебя в суд за умозрительное изнасилование. Знаешь, что такое conceptual rape? Вот поезжай в свою гостиницу и готовь бабки. Да, это грустно, но нам заповедано веселиться…

Грека знал: Наташа, когда захочет, бывает холодна так, что в зажигалке сгущается газ, когда она держит ее в руках. Сейчас от ее ночного холода у Греки заныла искусственная челюсть…

– Нэ буд такым жестокым… – сказал он. И походя соврал: – Я отложил поездку в село Копылиха – ми едэм на Канары…