А. Федоров - Оракул петербургский. Книга 1

Да, такова жизнь! И с тем бесполезно спорить. Однако всем без исключения необходимо помнить и первое Послание Святого Апостола Павла Фессалоникийцам (4: 19-22): "Духа не угашайте. Пророчества не уничижайте. Все испытывайте, хорошего держитесь. Удерживайтесь от всякого рода зла".

Сколько раз Сергеев наблюдал у коллег носительство философии немецких hure, переделанных на манер затертых российских курв, которые забывают, что только чужая ложка кажется наибольшей, – однако это иллюзия. Поразительно, как быстро плохие люди находят себе подобных и объединяются в стаю. Ажитация в таких случаях резко усиливается. Бывшие единомышленники быстро распределяются по отдельным собачьим сворам, ведомым порочными суками, взбодренными бездельем. Погибает перспективное дело и начинается очередная интрижка, плавно перетекающая в безумие.

Опять и опять Сергеев приходил к мысли: "Сколько горя можно избежать, если бы всегда только умные управляли глупыми, но не наоборот". Однако при такой организации общественной жизни будет скучно жить, потому что уйдут в небытие бесплатные клоуны-начальники, которые, что ни говори, сильно подрумянивают прозу жизни. В круговерти людских страстей намного честнее и справедливее выглядит формула: "И за сие пошлет им Бог действие заблуждения, так-что они будут верить лжи, да будут осуждены все не веровавшие истине, но возлюбившие не правду" (2-е Фессалоникийцам 2: 11-12).

Даже здесь, в морге, собралась толпа совершенно не нужных людей, не желающих по воле Божьей повторять смиренно: "Так, для нас это написано; ибо кто пашет, должен пахать с надеждою, и кто молотит, должен молотить с надеждою получить ожидаемое" (1-е Коринфянам 9: 10). Когда слабонервные секс-пауперы в белых халатах, с плохо помытыми телами собираются по утрам в ординаторской, у Сергеева от их вида возникает ощущение явного житейского дискомфорта. Он уверен, что предназначение семейной женщины все же заключается в другом. Ему кажется, что тени недоразумений бродят по больнице – одинокие и ненужные, как злополучный "призрак", заплутавший в путешествие "по Европе".

Когда утром истосковавшаяся ученая ворона (в ординаторской обитал сей талисман), приветствуя свою матерь-наставницу (старшую сестру – Иванову), колотила крепким клювом по железным прутьям клетки, то невольно вспоминались слова поэта Василия Федорова: "Любовь, как яблоко раздора, всегда останется жестокой". Но жестокость та не в крушащих ударах ученой птицы. А в невозможности погладить короткую мальчишескую стрижку очаровательной наставницы, ибо она даже на приличном расстоянии излучает энергию шаровой молнии, ибо ей по роду службы предстоит общаться с экскрементами и кровью, опасными микробами и аллергенами.

По настоящим правилам и законам жизни, энергия женского тела должна быть направлена в сердце потрепанного маргинала с бездомной и заплеванной душой. Русская женщина, словно жестоко наказанная за грехи Евы, будет с патологическим удовольствием вылизывать и откармливать своего мудозвона до конца супружеского века, ошибочно принимая его, кстати, за феномен.

Сергееву вспомнился старый анекдот: На прием к урологу влетел пациент со следами неописуемого счастья на лице. "Доктор, обратите внимание – я феномен"! Доктор на всякий случай попятился к окну, – "Почему вы решили, что феномен"? Пациент, расстегивая штаны, верещал –"У меня яички звенят! Послушайте"! Доктор легонько стукнул неврологическим молоточком по первому и второму яичку, те издали приятный звук – Динь! Динь! Вот, видите, доктор, – "Я феномен"! Доктор отвечал сурово: "Вы не феномен, – Вы мудозвон! Не стоит путать понятия".

Никто из отечественных потрепанных и пропитых мужиков не способен устоять от святого соблазна, к которому умело подвигнет его "великая женщина": она, мучительница, хорошо знает когда и как нужно, шутя и невзначай, эффектно демонстрировать талию и сверх изящную телесную линию – всю от щиколотки до груди, шеи, затылка.

Когда, видимо, для поддержания техники, старшая медицинская сестра Иванова, словно в задумчивости, проделывает эти фокусы перед Сергеевым, переодевая цивильное в скромное больничное, то даже ученая птица теряет ориентиры и начинает клевать самою себя. Сергеев в минуты такой сексуальной экзекуции был готов подпевать страдающей птице, либо выть на луну. Можно понять, что испытывал великий американский писатель Эдгар По, выслушивая коварные речи своего "Ворона" о потерянной навсегда прекрасной Вирджинии. Известно, что любимую молодую жену терять катастрофически трудно.

Наконец, ищущий взгляд нарвался на долгожданную белоснежную диву. Зоечка – врач-ординатор из второй терапии завладела за счет удачного сочетания хромосом агатовыми глазами и таким магнетизмом взгляда, что даже прекрасной Маргарите из незабвенного романа Михаила Булгакова должно остановить дыхание.

У многих мужчин в белых халатах при ее появлении подтягивалась мошонка – верный признак угрозы влюбленности. Но, по агентурным данным, этот огнедышащий мартен настроен пока на переплавку иного мужского лома – она все еще верна своему мужу (правда, он у нее третий по счету). Видимо, в такой ситуации Цицерон взревел: "Доколе, Катилина, ты будешь злоупотреблять нашим терпением!"

В морге тем временем началось мельтешение, снедаемой жаждой оплодотворения ученой мыслью, очаровательной врачебной молодежи – блондинок, брюнеток, чего-то неопределенного.

Молодость и свежесть, сила и темперамент у них рвутся из халатов, с таким напором ударной волны, словно их питают неукротимые горячие гейзеры, фонтанирующие с бешеным рыком из под земли далекой, загадочной непостижимой Камчатки.

Обнажение взглядом происходит по неведомому маршруту: через распахнутые вороты элегантных блузок, с задержкой на святых холмах женской груди, с затянувшейся игрой отзывчивых сосков, далее – по всей длине туловища, обтекая волнующую утопию, с подробным изучением кучерявого лежбища порочных восторгов, с незаметным переходом на стройные ноги через совершенную линию бедер, колен, икроножной мышцы и изящной стопы.

Только мужчина-врач имеет такую неограниченную возможность путешествовать в сказку. Такая игра может продолжается бесконечно, вплоть до кончиков нежных розовых пальчиков с подкрашенными коготками, несколько изуродованными жесткостью лакированных туфелек с вызывающим своей элегантностью каблучком. У каждого эскулапы особые точки приложения пытливого взгляда.

На том можно было бы и закончить. К слову сказать, многие трепетные и мало тренированные мужчины к этому моменту как раз и кончают. У них не хватает сил и воображения для того, чтобы перебраться на заднюю поверхность божественного созданья. Вместе с тем, настоящий атлет именно на обратной стороне луны обнаруживает исключительные тайны и несравненные восторги.