Александр Потемкин - Мания

По всему было видно, что редактор позиционировал себя как официальное лицо. В его манере держаться бросалась в глаза напускная важность современного российского чиновника. Если он слушал, то требовал, чтобы речь просителя была короткой, сдержанной и уважительной. Когда говорил сам, то повышал голос, его монолог произносился как истина в последней инстанции, — впрочем, довольно часто в нем трудно было найти хоть какой-то смысл. В целом Харитон Николаевич представлял собой один из тех типов, словесный портрет которых мог бы быть очень кратким: лощен, полноват, с важной обвисшей губой, с черными бегающими глазками. Несмотря на свои сорок три года, он выглядел лишь на двадцать пять, — характерная особенность людей скудного интеллекта. Имел виды на высокое положение в обществе. Сколько встретишь таких людей в нашем замечательном мегаполисе? Уйму!

«Я не знаю, что такое “Виагра”, но с рождения имею два полноценных erecticus», — напрягся провинциал. «Как это два? Лжец! Нашел дурака! Забирай свои деньги и проваливай! Вон!»

Андрей Максимович в горькой обиде искривил лицо и с какой-то неимоверной силой, так, что даже пуговицы затрещали, стянул штаны и предстал перед Харитоном Николаевичем в чем мать родила. Столичный прохиндей Штопкин по-женски вскрикнул, но тут же словно проглотил язык и потерял способность мыслить. А что другое могло произойти с обычным, элементарно знающим анатомию человечком, занятым в бизнесе второй древнейшей профессии, если он неожиданно увидит такое чудище? Да, вначале он онемел! Но отсутствие совести помогло ему достаточно быстро прийти в себя и начать размышлять, какие дивиденды может принести ему эта оригинальная аномалия. « Они помогут так прекрасно раскрутиться, что я уже чувствую себя на седьмом небе, в Кремле, на самом высоком месте, с кучей денег и преданными друзьями, чьи тайны буду охранять! Эх, подозреваю, кого такое сногсшибательное хозяйство по-настоящему заинтересует, кто выложит за них все, что потребую», — пронеслось в его голове. Стремительно нарастающее предвкушение невероятной наживы изменило состояние писаки: его лицо приняло сладчайшее выражение, напоминающее радость представителя ближневосточного этноса, то ли бледного эфиопа, то ли загорелого арамейца, который неожиданно наткнулся на золотую жилу. «Пожалуйста, расскажите о себе. Иначе мне трудно будет вам помочь», — теперь уже почтительно обратился журналист к гостю. За этим простым предложением скрывался тайный план.

Записав в книжечку все этапы биографии господина Расплетина, Харитон Николаевич стал соотносить его дремучую провинциальную наивность и почти полную безграмотность (чему могли научить сироту в детдоме заброшенного городка!) со своим университетским образованием, изощренным депутатским двуличием, столичным опытом беспардонного интригана. Эти контрасты вселили оптимизм в сознание газетчика Штопкина. И он начал сочинять сценарий, по которому этот двуствольный молодой человек стал бы его крепостным, дойной коровой, разменной монетой в закулисных постановках.

Тут необходимо сказать несколько слов о Харитоне Николаевиче. В начале карьеры он задумал приобрести имидж человека, строящего линию жизни таким образом, чтобы стать антиподом известных, но несимпатичных обществу людей. Начал он с того, что попытался выглядеть оборотной стороной шеф-редактора одного тяжеловесного столичного издания, известного в Москве взяточника. Так, совершенно случайно, господин Штопкин вошел в образ послушника закона: обличал поборы, намекая на своего старшего коллегу, несколько коряво сочинял заметки о нравственности. И надо отметить, что он достаточно долго пребывал в этом образе. Но спустя три года, когда он начал подводить баланс своей показушной деятельности, итоги оказались минусовыми. Эта роль ничего, кроме насмешек и нищеты, ему не принесла. Раздосадованный, он сменил амплуа и стал представлять собою оборотную сторону одного известного коррупционера, к тому же имеющего заоблачные притязания на высокую власть. Расчет был иезуитским, но вполне вписывался в моральный кодекс нашего замечательного мегаполиса. Харитон Штопкин теперь мечтал о дивидендах: материальных и карьерных. И действительно, эта роль стала давать ему то, о чем он уже давно грезил. За спонсорские деньги, прикрывшись надежной властной крышей, он написал даже несколько разоблачительных статей, после которых стал узнаваем в кругу скандалистов и мерзавцев всех мастей. У молодого газетчика появились костюмы за пять тысяч долларов, набух бумажник, отяжелели щеки, взгляд стал томным, с прищуром. Он превращался в завсегдатая известных столичных ресторанов, прибавлял в весе не только собственном, но и публичном. Одни уже боялись его — журналист примкнул к какому-то политическому движению, — другие, особенно из тех, кто специализировался на черном пиаре и компроматах в бизнесе, искали с ним дружбы. Третьи пытались бороться, называли его «платной шлюхой», «законченным подонком», «стукачом». Но тут, как говорится, всем мил не будешь! Роли стали чередоваться в его жизни, как персонажи на театральной сцене. И если раньше он довольствовался эпизодами, то сейчас возникли претензии на амплуа заглавных героев. Одним словом, Харитон Николаевич стал тем типичным российским существом, из которых и состоит наш великий во грехе город. Теперь же, с одной стороны, он испытывал к своему посетителю чувство физиологической зависти из-за его невероятных природных возможностей, с другой — строил далеко идущие меркантильные планы по его использованию.

«Какой у тебя опыт любовных связей? Говори все честно, как перед прокурором!» — господин Штопкин, видимо, мечтал заполучить эту силовую должность, поэтому он частенько поминал ее в своей речи. «Три врачихи в Орле!» — «И все?» — «Но во сне я переспал с тысячами! Особенно с теми, что в программах ДТВ. У них там сногсшибательные девки, совсем как в сновидениях. И увлечены этимделом до безумия. Кажется, они готовы кормиться лишь спермой. Мне бы с такими…» — «А мужики были?» — «Нет!» — «Как, в детдоме? Не верю, думаю, ты что-то не договариваешь. Именно там это самое воспитание начинается». — «Нет, не было. Я стеснялся и прятался. Устроился помощником уборщицы в банном бараке. Так что мылся всегда один. Да и как можно мне-то, с двумя erecticus, с мужчинами? Куда? Я никак не пойму, как это получится!» — «Можно, можно, — успокоил его журналист, — я потом тебе расскажу во всех подробностях про эти премудрости». А сам подумал: «А действительно, как? Влево — с одним, вправо — с другим, и лишь орально в групповом танце? Или два вместе… Но где найдешь такой размер? С женщинами проще — вагина и анус рядом; или, пожалуйста, другой вариант: клитор потрется о первый erecticus, а вагина получит второй. Женщины запищат от удовольствия! Несчастные, неправильно созданные существа! Их эротические зоны закодированы каким-то женоненавистником. Многие мучаются всю жизнь, так и не испытав удовольствия оргазма. Не создателя ли это проделки — спрятать основу либидо в клитор? Это же самая настоящая насмешка над живым существом! У самок животных больше радости в сексе, чем у женщин! Поэтому тут ставку можно даже поднять до двадцати пяти тысяч долларов. Сумасшедшая мода на куннилингус пройдет, тарифы на этот возбуждающий сервис снизятся. Наступит эпоха двух erectiсus. Может, сама природа, наконец, очнулась и станет наделять мужчин двумя стволами. Чтобы восстановить справедливость и разделить сексуальный пафос поровну! Это просто обязанность природы — переместить клитор в вагину и успокоить женщину. Избавить ее этим от заложенных в нее от рождения театральности и вынужденного лицемерия. Я-то знаю, сколько стоят их охи и стоны! Заплати по совести, и женщина сделает из тебя гиганта секса, хотя на самом деле ты ничтожный червяк! Ба, да мой Расплетин — самый настоящий волшебник! Вот если бы у меня была его анатомия! С таким феноменом я стал бы даже президентом! Получил бы все ордена, регалии страны! Кто посмел бы оказать мне серьезное сопротивление или составить конкуренцию? Кто вообще осмелился бы со мной спорить?