Александр Потемкин - Человек отменяется

Бомжи собирались на Малой Бронной в полуразрушенном, подлежащем сносу особнячке. Двухэтажный домик московской постройки времен расцвета купечества был уже без окон и дверей, но крыша из кровельного проржавевшего железа еще держалась. В одной из комнат первого этажа на прогнившем полу, облокотившись на облезшие стены, разместились с десяток человек. Две угрюмые дамы с желтыми, в кровавых ссадинах, лицами, сидели на рваных подстилках. Мужики с отрешенным видом разлеглись вокруг них. У некоторых глаза были закрыты, на лицах отражалась боль. Когда мы вошли, одна дама с перевязанным бинтом локтем, глубоко вздохнув, протяжно и глухо бросила: «Ни еды, ни выпивки нет! Рассчитывать вам не на что. Впрочем, присаживайтесь. У нас на всех места хватит. Компания собирается достойная». Другие, не поднимая глаз, молчали. Казалось, говорить никому не хотелось, а некоторым было совсем худо. — «Приветствуем вас, дорогие друзья, — начал приглушенным голосом Семен Семенович, — хотел Мишеля повидать. Кому известно, будет ли он?» — «Должен, должен, вы присаживайтесь. Скоро появится. На работе он. Вон, видишь, некоторых из нас кумарит. С самого утра во рту капли не держали», — прежним тоном протянула женщина с повязкой. — «Мы тут вам гостинцы принесли, каждый по бутылке. Так что пришла пора подлечиться!» — Химушкин негромко засмеялся. Все разом уставились на нас. — «Что сказал? Водка?» — переспросил мужчина с подбитым глазом. — «Где водка?» — зашипел худой, длинный, с разбитыми губами. — «Это же Семеныч! Не томи, Семеныч! Разливай. Худо, помираем!» — скривила лицо в жалкой улыбке вторая дама с шелковым платочком на шее. — «Пожалуйста, дайте стакан», — любезно предложил гость. «Ты что, спятил, протягивай бутылку, еще пару минут, и у меня сил не хватит ее держать», — свистящим шепотом выдохнула женщина с платочком. Семен Семенович открутил пробку и подошел к ней. Все напряглись. Терпение присутствующих истощалось. Химушкин присел, подставил пьянчужке ладонь под затылок, а второй рукой поднес к ее губам бутылку: «Хлебни, золотце! Ты на очереди! — обратился он к даме с повязкой. У одноухого мужчины выступили слезы. Кто-то еле слышно простонал: „Быстрее! Передавай!“ — „После тебя я!“ — „А потом, мне!“ — „Я за тобой!“ — „Дайте Ваське, он совсем помирает…“ — „А что, мы жильцы?..“ — раздалось сразу несколько голосов. Прошла пара минут, пока каждый не сделал по три-четыре глубоких глотка. Литровая бутылка оказалась пустой. Компания как-то враз начала оживать, шевелиться, кряхтеть, покашливать. Лица выровнялись, подобрели, на некоторых даже обозначилась слабая улыбка. „Это что за кавалер у нас появился?“ — поправляя волосы, поинтересовалась женщина с платком на шее. — „Он со мной“, — объяснил Химушкин. — „Ты сказал, кажется, что он тоже что-то принес?“ — прищурилась женщина с бинтом. — „Конечно, и он с гостинцем. Но что с нас взять? Он студент, я пенсионер, мы из вашего племени“, — неторопливо отвечал Семен Семенович. Его остановил мужчина с одним ухом: „Открывай. Потом поговорим. Успеется!“ — „Отдай пузырь, они сами знают, что делать“, — велел мне Семен Семенович. Я передал бутылку в первые протянувшиеся руки. Мужчина посмотрел на меня в недоумении: „Не пьешь? А Семеныч говорит, одного племени… Что, противно? Срамно?“ — „Сейчас вам важнее! Я могу подождать!“ — пробормотал я сконфуженно. — „Передавай, нечего болтать!“ — окрепшим голосом бросила дама в бинтах. — „Пошли на новый круг!“

К моему удивлению, каждый отпивал ровно столько, сколько предыдущий. Казалось, они про себя отмеряли выпитое и были готовы растерзать любого, кто хлебнет лишнюю каплю. Как будто свои порции и очередность они знали назубок задолго до начала распития. Прошла пара минут, как и вторая бутыль оказалась пустой. Теперь обстановка кардинально изменилось. Женщины извлекли из каких-то тайных карманов или сумок поломанные гребни и старательно расчесывали волосы. Мужчины тоже захорохорились: кто с легким стоном ощупывал ссадины или синяки, кто отковыривал высохшую кровь, кто протирал глаза, отбрасывая мусор, собравшийся на веках, кто осматривал одежду, разглаживая ее руками, кто слюнявил ладонь и укладывал слипшиеся волосы на свой фасон. Лица оживились от какой-то смутной надежды. Могло даже прийти в голову, что люди воспряли, что они озабочены каким-то серьезным делом. «Во что они вдруг поверили? — подумал я. — На что можно рассчитывать в их положении? Чего они захотели? На что замахнулись?» Первой тайну открыла женщина в бинтах: «Куда это Мишель пропал? Сейчас еще бы немного хватануть… Ведь обещал же принести». — «Он после трех появится, — вмешалась женщина с шелковом платком. — Сказал, что надо переслать заметку о российско-грузинском конфликте в Париж и выполнить еще какие-то редакционные поручения. Обещал принести две бутылки водки, пару портвейна и три куры гриль». — «Насколько опустили Россию… — влез в разговор мужчина с одним ухом. — Если шестьдесят лет назад мы покорили пол-Европы, а двадцать лет назад угрожали Америке, являлись первой или второй мировой державой, то сегодня чуть ли не объявляем войну Грузии. Этой маленькой стране. Позор! Позор! Так скатиться! Сколько их там?» — «Три-четыре миллиона, — отозвался мужчина с синяком под глазом. — Семьдесят тысяч квадратных километров, из них больше половина горы, непригодные для проживания». — «Это меньше, чем Брянская область…» — подхватил высокий и очень худой мужчина с разбитыми губами. — «Мы с Гитлером воевали неполные пять лет, а с Чечней почти восемь, и еще не все закончено. А их там не боле миллиона. Так что, с грузинами будем двадцатилетнюю войну вести?» — приглушенно спросил мужчина с протезом руки. — «Я бы с грузинами не пошел воевать… Они ведь православные», — прохрипел его сосед с испитым, в глубоких морщинах, лицом. — «Со всеми православными странами состоим в конфликтах, — почесав затылок, заявила женщина в бинтах. — С украинцами на ножах, с молдаванами в смертельном конфликте, с болгарами в состоянии вражды, с румынами никаких контактов. Ведем себя как будто их не существует, белорусов давим, теперь угрожаем войной грузинам. Кто остался? Одни греки! Если еще с ними начнем цапаться — конец православию». — «А армяне?» — спросил кто-то. — «Они не православные!» — поторопилась заявить женщина в бинтах. — «Наш патриарх, говорят, служил в свое время в армии, видимо, как бывший военный, он не протестует. Честь мундира вынуждает к защите!» — бросил совершенно лысый, но еще молодой мужчина. — «Странно, очень странно, — сказал бомж с пятнами зеленки на лице. — Когда все оказываются не на своих местах, возникает смутное время. Лобызаемся с католиками, дружим с иудеями, на короткой ноге с мусульманами, уважаем буддистов. Но оскорбляем православных, угрожаем им повсюду войнами! Это, как сейчас принято говорить, чей-то заказ? ЦРУ? НАТО? Бен Ладена? Из семи православных стран четыре русскоязычные, двум мы угрожаем войной, одну постоянно унижаем, двух с явными антипатиями игнорируем, одну придавили. Как будто Бог потерян Россией навсегда! Церковь молчит. Патриарх отвернулся: не желает ни видеть, ни слышать, что творится в православном мире! Что за страшное время? Прибалтийские страны — отношения хуже быть не могут. Польша — „враждебная“ страна. Но почему? Неужели нельзя найти, что нас связывает? Как будто никто не замечает, как мы пытаемся оторвать жалкий, пусть даже спорный кусок от Молдавии, расчленить исконную территорию Грузии. Чтобы в недалеком будущем по нашим же рецептам отобрали у России полстраны от Енисея до Тихого океана». — «Что за „наши рецепты“? Не знаю!» — буркнул мужчина с подбитым глазом. — «Как не знаешь? — упрекнула его дама с платочком. — Автоматом, практически в один день, раздали российские паспорта абхазам и южным осетинам! Хотя этническим русским из других республик на получение гражданства требуются годы, а то и десятилетия. А теперь заявляем, что будем защищать наших граждан». — «Именно по такому сценарию в один прекрасный день распухающая китайская диаспора на Дальнем Востоке объявит себя автономией, а потом заявит о присоединении к Китаю! Прощайте, российские земли! — бросил мужчина с одним ухом. — Атомное оружие не поможет. Да и Китай не банановый рай. Может так дать, что не пол-России, а до Бреста отхватит!» — «В стране страшная демографическая ситуация. Россия теряет до миллиона человек в год. Рождаемость низкая, продолжительность жизни не более шестидесяти лет, — влез в разговор мужчина с подбитым глазом. — В ближайшие двадцать-тридцать лет, если мы не объединимся с Евросоюзом или с США, наши земли растащат соседи. А с Японией уже пора создавать конфедерацию. У них острая проблема с территориями, у нас — с народонаселением. Это же лучший фундамент для конфедеративного альянса. Пока еще мало кто ставит резонный вопрос: имеет ли право наша небольшая нация, подумаешь, около ста сорока миллионов, около двух процентов мирового народонаселения, — владеть более чем тринадцатью процентами всей территории планеты? Почему в обществе нет по этому поводу никаких дискуссий? А ситуация взрывоопасная. Своей близорукостью мы отодвигаем ее, но в будущем проблема перестанет мирно стучаться в дверь. Она взломает ее, в клочья разнесет все пространство».