Александр Торин - Дурная компания

— Посадим ремонтировать! — Леонид был явно доволен.

— Слушай, — Ефим обращался к Леониду, — иди и скажи, что это я тебя послал. Пусть бросает на хер свой компьютер и идет на сборку. И если будет упираться, я его на куски раздеру. — Ефим широко взмахнул рукой.

— Да, правильно, Ефим, — склоненная в почтительном полупоклоне фигура Леонида излучала одновременно покорность и одобрение действиями начальства. Он взял со стола большую тетрадь с записями, сделал в ней какую-то пометку карандашом и строевым шагом направился к Эдику.

Ничего не подозревающий Эдик с выражением крайней заинтересованности сидел за экраном компьютера. Справа от него была расположена большая стопка бумаг с карандашными пометками. Время от времени Эдик вытягивал губы, взгляд его светлел, он склонял набок голову и вздыхал, находя очередную скрытую тайну в чередовании символов на экране. Затем Эдик пододвигал к себе листочек из стопки и что-то на нем записывал ровным, детским почерком. Он как-то поделился со мной, что движим тщеславным желанием составить полный список программ, применяющихся в компании Пусика, разработать таблицу их перекрестных ссылок и связей и показать дяде Ефиму плоды своего труда в виде толстого тома, демонстрирующего порочный подход Бориса к организации производства. Труд этот, если бы он был завершен, мог являться памятником титаническим усилиям человеческого духа, сродни каталогу галактик в северном секторе Млечного пути.

— Эдвард, — Леонид остановился на бегу и начал нервно постукивать карандашом по кисти руки. — Ефим распорядился, срочно все бросай и иди работать в сборочный цех.

— Что? — Эдик явно не ожидал такого поворота событий. — Я же занимаюсь очень важной работой. Дядя Ефим сам мне сказал: Эдик, наведи порядок в программах. Я уже почти закончил сортировать все управляющие процедуры…

— Это неважно, — Леонид слегка нервничал, так как не привык повторять распоряжения более одного раза. — С программами Борис разберется, а Ефим приказал тебе все бросить и идти ремонтировать установки.

— Я бы хотел вначале поговорить с дядей Ефимом, — ровным, нудным голосом упирался Эдик.

— Хорошо, поговори с ним и переходи в сборочный цех. Там сидит Донг, он даст тебе работу.

Я зажмурился. Донг не только не говорил по-английски, но и не понимал ничего, кроме вызубренного наизусть порядка втыкания проводов и нажимания на кнопки. Если при этом на экране возникала надпись «ОК», он считал свою задачу выполненной, в противном случае вызывая в цех инженеров. Находиться в подчинении у Донга на Пусике означало крайнюю степень падения и полный отказ начальства признать за человеком даже минимальные умственные способности. Я попытался представить себе бывшего профессора из Кембриджа в этой роли и не смог. Что-то неясное, какие-то смутные тени колыхались перед глазами, но образ Эдика на конвейере упорно не хотел сформироваться.

— Это заговор! — как только Леонид отошел в сторону, Эдик обхватил свою голову руками. — Дядя Ефим не мог им такого приказать, они хотят уничтожить меня!

— Эдик, ну подумайте, разве в компании может что-нибудь произойти без Ефима? Я же сам слышал, как он про это говорил. На самом деле Леонид не сказал вам, что именно Ефим имел ввиду. Он распорядился, чтобы вы в свободное время занимались теорией, моделированием.

— Он так сказал? — Эдик с надеждой посмотрел на меня. — Это может означать только то, что у Ефима на самом деле далеко идущие планы. Ну, вы меня успокоили. Значит все в порядке. Вначале дядя Ефим дал мне возможность разобраться с программами, а теперь он считает, что я уже достаточно все освоил. Как он все потрясающе чувствует! Ведь это чистая правда, я уже понимаю почти все, на самом деле я очень быстро со всем разбираюсь, даже может быть быстрее Бориса. Я уже почти составил каталог программ… Значит, теперь дядя Ефим хочет, чтобы я так же быстро разобрался с практической стороной дела. Надо же, какое замечательное решение: чинить платы, а в свободное время заниматься наукой. Это же почти как Эйнштейн, когда он создавал свою теорию относительности и работал в Патентном бюро. Я очень быстро во всем разберусь, так что дядя Ефим только рот откроет…

Эдик продолжал быстро и суетливо говорить, развивая свою теорию. Я уже и сам было поверил в разворачивающуюся передо мной стройную и гармоничную картину, нарисованную Эдиком, потом встряхнул головой и понял, что окончательно запутался в том, какой вариант действительности развивается на самом деле.

Картина, которую я увидел через несколько часов, была фантастична и отдавала сюрреализмом. Беженец из Въетнама Донг занимался обучением бывшего профессора из Кембриджа, сдавшего теоретический минимум Ландау в возрасте шестнадцати лет. Он показывал на зеленую плату, из которой торчали связки проводов.

— Это! — говорил он Эдику, который с покорным видом ученика пристально смотрел на Донга и делал какие-то пометки в блокнотике. «Чтобы потом показать дяде Ефиму», — сообразил я. — Здесь, — говорил Донг и тыкал плату в коробку. — Здесь! — утвердительным тоном повторял он, так как словарный запас его был явно ограничен.

— Извините, вы сказали, что эту плату полагается воткнуть в позицию номер восемь? — вежливо спрашивал Эдик тоненьким голоском со своим Оксфордским произношением, вытягивая трубочкой губы и слегка наклоняя голову.

— Здесь! — Донг снова вынимал плату. — Это! Здесь! — и он втыкал ее на место. Затем Донг брал черненький проводок с разъемчиком. — Это! — говорил он, крутя проводком перед носом Эдика — Здесь! — Он втыкал проводок на место, и лицо его становилось лучезарно-довольным, отражавшим глубокое удовлетворение простым и незатейливым устройством окружающего нас материального мира.

Посмотреть на историческую сцену хотелось многим, и сотрудники то и дело пробегали через сборочный цех, едва в силах сдержать улыбку.

— Ну и мудак! — на бегу со злостью бросил Леонид. — Ученый, одно слово. Посмотри, насколько он бесполезен, даже от Донга больше пользы, чем от этого идиота. Он же нам все соединения перепутает! Да его никуда на пушечный выстрел подпускать нельзя!

Страхи Леонида, впрочем, оказались преувеличенными. Уже к вечеру Эдик гордо сидел посреди жужжащих коробок, доставая платы из больших черных картоннных ящиков и втыкая их в полупустые серые приборы. Изредко он сверялся со своими записями, и у него возникали затруднения. Тогда он почтительно подходил к Донгу.

—Это! Здесь! — с гордостью объяснял Донг, и Эдик снова оставался наедине с собой.

— Ты знаешь, я уже почти во всем разобрался! — Эдик радостно подбежал ко мне в кафетерии. — Всего один день, и я уже могу собирать приборы почти так же, как Донг! — лицо его светилось гордостью. — Я даже уже одну неисправность починил. Ничего, дядя Ефим не пожалеет о том, что он меня пригласил.