Шервуд Андерсон - Из ниоткуда в ничто

В конце короткой улицы, на которой жили в Уиллоу-Спрингсе Уэскотты, находилось маисовое поле. Когда Розалинда была ребенком, там тянулся луг, а за ним фруктовый сад.

Летними днями девочка часто уходила туда и сидела одна на берегу ручейка, убегавшего на восток, к Уиллоу-Крик, и по дороге вбиравшего в себя воду с фермерских полей. Ручей образовал небольшую впадину среди ровной местности; девочка сидела, прислонившись спиной к старой яблоне, и босыми ногами почти касалась воды. Мать не разрешала дочери бегать по улицам босиком, но, очутившись в саду, Розалинда снимала башмаки. При этом она испытывала приятное ощущение обнаженности.

Сквозь ветви над головой девочка видела огромное небо. Скопления белых облаков разделялись на части, а затем снова сливались. Солнце скрывалось за облачной массой, а серые тени медленно скользили по поверхности дальних полей. Мир, окружавший детство Розалинды, — семья Уэскоттов, Мелвил Стонер, сидевший у себя в доме, крики других детей, живших на той же улице, вся знакомая ей жизнь отступали куда-то далеко. Находиться здесь, в этом тихом месте, было все равно, что лежать без сна вечером в постели, но чем-то даже приятней и лучше. Здесь не было надоедливых домашних звуков, и воздух, которым она дышала, был чище. Девочка придумала себе развлечение. Все яблони в саду были старые, искривленные, и она каждому дереву дала имя. Одна из фантазий немного пугала ее, но вместе с тем приводила в восхищение. Маленькая Розалинда воображала, что ночью, когда она ложилась в постель и засыпала и когда засыпал весь городок Уиллоу-Спрингс, деревья выходили из земли и прогуливались. Трава под деревьями, кусты, росшие у изгороди, — все выходили из земли и бешено носились туда и сюда в дикой пляске. Старые деревья, подобно почтенным старцам, сдвинув головы, мирно беседовали. Во время беседы их тела слегка качались — вперед, назад, вперед, назад. Кусты и полевые цветы вели огромные хороводы среди мелких былинок. Былинки скакали вверх и вниз.

Иногда, сидя здесь теплым, ясным днем и прислонившись к дереву, девочка Розалинда играла в танцующую жизнь до тех пор, пока ей не становилось страшно и не приходилось прекращать игру. Поблизости в полях люди занимались прополкой маиса. Лошади грудью и широкими мощными плечами раздвигали молодые стебли, издававшие тихий шелестящий звук. Время от времени мужской голос повышался до крика: «А, это ты, Джо! Заезжай оттуда, Фрэнк!» У вдовы — владелицы кур — была лохматая собачонка, которая иногда без всякой видимой причины разражалась судорожным лаем. Розалинда выключала все звуки. Она закрывала глаза и изо всех сил старалась перенестись за черту человеческих звуков. Через некоторое время ее желание осуществлялось. До нее доходили лишь тихие, нежные звуки, напоминавшие далекий шепот. Тут все и начиналось. С каким-то потрескиванием деревья выходили из земли и останавливались на поверхности. Величественной поступью шли они друг другу навстречу. Вот понеслись в исступленной пляске сумасшедшие кусты и цветы, вот запрыгали веселые былинки. Розалинда не могла долго оставаться в своем фантастическом мире. В нем было слишком много безумия, слишком много веселья. Она открывала глаза и вскакивала на ноги. Все было по-старому. Деревья прочно стояли, глубоко уйдя корнями в землю, цветы и кусты вернулись на свои места у изгороди, былинки сонно прижимались к земле. Девочка сознавала, что ее отец, мать, брат, все, кого она знала, не одобрили бы того, что она уходила в свой особый мир. Мир танцующей жизни был прекрасный, но злой мир. Она это понимала. Иногда она сама становилась немного безумной, и тогда ее стегали или бранили. Безумный мир ее фантазии надо было выбросить из головы. Он ее немного пугал. Однажды она даже заплакала и в слезах подошла к изгороди. Мужчина, занятый прополкой маиса, приблизился и остановил лошадей.

— В чем дело? — резко спросил он.

Девочка не могла сказать ему и потому соврала.

— Меня ужалила пчела! — выдумала она. Мужчина рассмеялся.

— Пройдет! Надень-ка башмаки! — строго добавил он.

Пора расхаживающих деревьев и танцующих былинок относилась к детству Розалинды. Позже, когда она окончила уиллоуспрингсскую среднюю школу и три года жила в доме Уэскоттов, прежде чем переехала в Чикаго, с ней происходили в саду другие вещи. Тогда она зачитывалась романами и разговаривала с другими молодыми девушками. Она знала многое, чего, в сущности, совсем не понимала. На чердаке дома ее матери стояла колыбель, в которой спали она и ее брат, когда были грудными детьми. Однажды Розалинда поднялась на чердак и увидела колыбель. Одеяльце и подушка были спрятаны в сундуке. Девушка достала их и привела в порядок колыбель, словно в нее должны были положить ребенка. Когда она это сделала, ей стало стыдно. Мать могла подняться на чердак и увидеть. Розалинда поспешно спрятала все обратно в сундук и с горящими от стыда щеками сошла вниз.

Какая неразбериха! Однажды Розалинда навестила школьную подругу, собиравшуюся выйти замуж. Пришло еще несколько девушек, и всех их повели в спальню, где на постели было разложено приданое невесты. Что за нежные, прелестные вещи! Все девушки подошли и склонились над ними, среди других и Розалинда. Некоторые из девушек были застенчивы, другие смелы. Была одна худенькая девушка с неразвившейся грудью. Тело у нее было плоское как доска, голос — тонкий и резкий, лицо худощавое, с резкими чертами. Она принялась как-то странно выкрикивать: «Как мило, как мило, как мило!» И повторяла это без конца. Ее голос не походил на человеческий. Казалось, он принадлежал какому-то раненому существу, зверю в лесу, одинокому и раненному где-то вдали. Вдруг девушка опустилась перед кроватью на колени и горько заплакала. Она заявляла, что не может вынести мысль о замужестве подруги.

— Не делай этого! О, Мэри, не делай этого! — умоляла она.

Другие девушки смеялись, но Розалинда не могла выдержать. Она убежала.

Таков был один случай, происшедший с Розалиндой, были и другие. Как-то она увидела на улице молодого человека. Он служил клерком на складе, и Розалинда не была с ним знакома. Однако ее фантазия нашла себе пищу в мысли, что она вышла за него замуж. Она стыдилась своих собственных мыслей.

Она всего стыдилась. Придя летним днем в сад, она садилась, прислонившись спиной к яблоне, снимала с себя башмаки и чулки, как делала ребенком, но мир детских фантазий исчез, ничто не могло его вернуть.

У Розалинды было нежное тело, но мышцы у нее были упругие и сильные. Она отодвигалась от дерева и ложилась на землю. Она прижималась телом к траве, к плотной, твердой земле. Ей казалось, что сознание, воображение, вся жизнь в ней, не считая чисто физической жизни, исчезли. Земля давила снизу на ее тело. Тело было прижато к земле. Кругом мрак. Она была пленницей. Она прижималась к стенам своей тюрьмы. Все было объято мраком, и повсюду на земле царило безмолвие. Ее пальцы сжимали пучок травы, перебирали травинки.