Поль Авиньон - Диалоги пениса

– Тебе не повезло! Ты нарвался на злую женщину. Такое случится еще не раз. Добрая сказала бы тебе совсем другое!

– Ты говоришь, словно о какой-то технической инструкции!

– Не обижайся, я просто имел в виду то, что принято называть «пораженческим поведением». То есть влюбляться исключительно в тех, кто тебе не подходит. Или в людей с особым изъяном, который неизбежно приведет к разрыву отношений.

– Для чего ты мне это говоришь?

– Наверное, для того, чтобы тебя предостеречь. Не зная об этом, ты не будешь отдавать себе отчет в своих действиях. Я знал немало мужчин и женщин, зацикленных на подобном типе поведения и страдающих от него всю жизнь. Зато бывают мгновения, когда твоей глубинной натуре дано распознать взаимодополняющую свою половинку.

– А с кем так было у тебя? С Розой или с Элен?

– С Розой – впервые, как я ее увидел, впервые, как она открыла передо мной дверь своего дома! В этот миг я уже знал – вот женщина, с которой я хочу прожить жизнь. Совсем иначе складывалось с Элен – я общался с ней долгие годы и за время учебы так и не сделал подобного открытия. Тогда я к ней даже не присматривался. Тем не менее, именно в ее объятиях, как в ничьих других, мне довелось испытать самый прекрасный и глубокий экстаз. При кажущейся противоречивости, подобное явление вполне объяснимо. Когда умерла Роза, я очень долго не в силах был с этим примириться. Для преодоления этой утраты мне потребовались долгие годы практики дзэн. Когда я получил записочку от Герберта, сообщавшего мне о том, что Элен умерла, я даже не заплакал. Бедняга отыскал мой адрес в одном из блокнотиков, которые она повсюду носила с собой. От нее у меня остались бесчисленные воспоминания. Бесчисленные мгновения нежности! Но смерть ее не стала для меня таким потрясением, как кончина Розы. Мы еще вернемся к разговору об этом. А сейчас поговорим лучше о тебе и о твоих объяснениях, заранее обреченных на провал. Как это происходит? Ты что, слишком много говоришь?

– То слишком много, то недостаточно. Два или три раза я почувствовал, что инициатива должна исходить от меня, но был парализован страхом и боязнью провала. А в другие разы, когда я решался попытать счастья – момент оказывался неблагоприятным. Но в целом, при подобных обстоятельствах, пожалуй, да, я слишком много говорил и запутывался в собственных разглагольствованиях…

– Это, в определенном смысле, нормально. Подобная форма растерянности и смешения понятий – результат ошибочного восприятия себя самого. Успокойся, ты не один такой, это распространено сплошь и рядом. Такое восприятие досталось нам от диктата западной философии, при котором нас хотят заставить поверить в то, что мы сделаны из одного монолитного блока, и что в поступках своих мы также выступаем в качестве единого целого. Однако на самом деле это не так. Ты что-нибудь слышал о Георгии Ивановиче Гурджиеве?

– Гм, нет… Кто это?

– Философ и духовный учитель, практиковавший раскрытие индивидуальных способностей человека, он оказал мне существенную помощь, когда я переживал период смешения понятий, о котором я тебе говорил. Он уверяет, помимо прочего, что наше эго – это машина с памятью, задействующая пять различных центров. В столь критической ситуации, как любовное объяснение, большинство центров функционируют одновременно, и активность одного из них порой оказывается несовместимой с активностью другого. Согласно современным представлениям – ты как бы используешь одну программу на компьютере, и тут же открываешь другую, при недостаточном объеме оперативной памяти. И компьютер вырубается!

– Какие же это пять центров?

– Интеллектуальный, двигательный, инстинктивный, эмоциональный и сексуальный. Порядок этот не иерархический, все центры взаимно дополняют друг друга, а в некоторых случаях какой-то из них получает перевес над остальными. Любовное признание – один из таких случаев. Слушаю я тебя и думаю – ты склонен отдавать пальму первенства своему интеллектуальному центру, то есть приводишь любимому существу доводы, согласно которым тебя должно полюбить в ответ. А тебе следует воздействовать на эмоциональный центр. В результате – ты «вырубаешься».

– Впервые слышу о подобных вещах. Наверное, так и есть. Твои слова перекликаются с моими воспоминаниями, как эхо. Похоже, ты прав.

Кончиками палочек Роже вылавливает суши и с явным удовольствием подносит ко рту лакомый кусочек. Он медленно жует, глядя на Марсьяля, который, не воспользовавшись непредсказуемыми бамбуковыми палочками, орудует обычной вилкой.

– С учетом того, что я только что тебе сказал, какой из центров, по твоему, настроен был тебя выслушивать? – спрашивает Роже.

– Не знаю… Наверное, интеллектуальный.

– Если хочешь преуспеть в этом направлении, тебе предстоят долгие месяцы работы.

– А ты виделся с этим Гурд… как его?

– Гурджиевым. К сожалению, нет. Не было возможности, хотя он жил и преподавал во Франции и в Швейцарии. Одну из его книг я решился открыть лишь в тот период, когда у меня в жизни все разладилось, то ли в 1959, то ли в 1960 году. А Гурджиев умер в 1949 году. Но книги его останутся навсегда!

– И что, его метод срабатывает?

– Пойми, это же не волшебный рецепт! Нельзя так ставить вопрос. Скажем, с той поры я начал жить, следуя отчасти и его наставлениям, и, как видишь, почувствовал себя лучше. Все же мне довелось встречаться с одним из тех, кто беседовал с ним и слушал его лекции.

– С учеником?

– Не люблю этого слова. Если говорят об ученике, значит, предполагают существование гуру, а я не считаю, что Гурджиев – гуру. Человека этого звали Петр Успенский. Он популяризировал труды Гурджиева и стал его последователем. Одно из высказываний Гурджиева, которое приводит Успенский в своей книге «Фрагменты неизвестного учения» , глубоко меня потрясло: «Каким бы парадоксальным это ни казалось, мы с полным правом утверждаем, что знаем наше будущее: оно в точности идентично нашему прошлому. Ничто не в силах изменить свою сущность».

– Не очень-то оптимистично, это уж точно!

– Просто мы снова возвращаемся к тому, о чем говорили до обеда, к ритуалам перехода. Именно внутри нас самих черпаем мы силу для перемен. И для этого у нас есть инструменты: обряд инициации, психоанализ, Гурджиев… Применение одного не исключает применения другого. О том же говорил Сократ, дошедший до нас в изложении Платона: «Познай самого себя» . Монтень, Паскаль, Руссо и многие другие говорили примерно то же. «Познай себя самого, и ты тем самым постигнешь весь мир». Когда я открыл для себя эту идею, наблюдение за пятью центрами явилось для меня прекрасным средством ее восприятия. Метод, которым Гурджиев описывает подобную «механику», позволил мне продвинуться дальше. Такие походы, в конце концов, привели меня к практикам дзэн-буддизма – ими я с успехом занимаюсь вот уже около сорока лет.