Автор неизвестен - Азюль

Я вступил на территорию, которую уже окрестил в мыслях «дерьмовым Клондайком», и стал медленно, вместе с потоком людей продвигаться вдоль нескончаемого ряда. Особенностью рынка было и то, что здесь тебя никто не только не зазывал покупать товар. Куда там! Продавцы еще смотрели с презрительным видом на пришедших сюда. Прислоняешься к прилавку, спрашиваешь что-нибудь. Владелец добра смотрит на тебя небрежно, отворачивается и цедит через зубы короткий ответ. В душе назревает желание плюнуть в его морду.

В любом случае правила игры освоились быстро. Теперь уже я прохаживался с такой же презрительно-отсутствующей миной на лице, иногда направляясь к прилавку и, смотря в даль, выдавливал, почти не раскрывая губы, вопрос. Какая-нибудь наглая детина или не менее противная тетка отвечает в такой же манере. Игра неизвестно во что и неизвестно зачем продолжалась.

Кто торговал в этом богом и людьми облюбованном месте? Хватало всяких. Половина — немцы, остальную часть делят между собой турки, югославы, поляки. Занимают свое место и русские. Этих определить не сложно. На трех стоящих рядом коробках представлены обычные для русского импорта товары: матрешки, платки, иконы, хохлома, палех и прочие изделия народного творчества. Не знаю в чем причина, но полет мысли в русской торговой специализации далеко не распространяется. Единственное, правда, удивляет — атомные бомбы и их компоненты на виду не выставляют, в виду того что недавно двоих умельцев повязали. Но это только слухи, а слухи, они слухи и есть.

У одних таких русских мое внимание привлек большой немецко-русский словарик, лежавший в отдалении. Я подошел и как бы нехотя стал разглядывать прилавок, всем видом стараясь показать, что мне и дела до всего этого нет, и подошел я просто так. За коробками вросли в землю двое: мелкий мужичек лет сорока пяти с неопределенно — глупым взглядом и здоровая, выше его на полторы головы, крашенная под яркую блондинку с типичным лицом торгового работника тетка. Профессиональным взглядом определив таки мой неприкрытый интерес к «прилавку», они дружно растянули свой оскал в улыбке.

— Bitte, матрешка, — предложила тетка, явно готовая расплыться киселем, если я и вправду возьму эту матрешку или поддельную икону, которую она оценила в две штуки, причем не рублей, а марок.

— Bitte, словарик, — ответил я.

Они переглянулись, слегка удивленно, и мужик осторожно спросил, немножко побаиваясь оскорбить покупателя таким вопросом и отбить его от товара:

— По-русски говорите?

— Да. Шесть лет Геттингенского университета плюс год стажировки в деревне Петушки, — совершенно невозмутимо пояснил я природу своих знаний, продолжая сверлить взглядом словарик, дружески разлегшийся у меня на руках.

Он мне явно понравился.

— Почем? — глядя в облака, я ненавязчиво поинтересовался для начала, сохраняя на лице олимпийское спокойствие, чтобы они не дай Бог не поняли моего настроения. Я уже решил его купить.

— Тридцатничек, — с извиняющейся надеждой мужик назвал свою цену.

Она мне может и подходила, но деньги в кармане не казенные… Я положил книгу назад и стал медленно отодвигаться от них. Просто для форса. Он сейчас сам, без моих усилий цену спустит.

— Двадцать пять, — поспешно крикнул мужичек, как того от него и требовалось.

Пришлось повернуться назад и скривив лицо в одолжении сообщить:

— Двадцать и сейчас, наличными.

Сделка состоялась к взаимной удовлетворенности обеих сторон. Через метров сто, слегка поторговавшись для приличия, взял электрический утюг. Еще через несколько человек, торговавших предметами, напоминавшими скорее мусор, выкопал из утвари маленькую электрическую печку и две кастрюли со сковородкой. Собственно, ради них весь сыр-бор и затевался. Взвесив на глаз вещи, мы попрепирались с опытным в продаже поляком исошлись на взаимовыгодной цене. Во всяком случае, мне так кажется, а он может и думает, что меня надул. Нагрузившись продолжил свой поход.

Вроде все задания моей супруги выполнены и теперь хочется найти что-нибудь и для себя. Это что-нибудь, за которым я сюда и ехал, по большому счету, был какой-нибудь магнитофончик. А вот его-то и не было, точнее не было такого, какого хотелось. Но все равно потолкался еще чуть-чуть, потрепался с бывшими здесь завсегдатаями, русскими парнишками спекулянтского плана. Они точно знали, что к чему, что покупать стоит, потому что «у нас на толчке это пойдет», а чего и не надо. Потом двинулся с этого рынка во Франкфурт. В центре, рядом с вокзалом, как это и положено в нормальном европейском городе, в мелких магазинах тоже можно найти всякую всячину. Ее отличие от той, что продают на рынке, только то, что она — новая. Качество, естественно оставляет желать лучшего, но для таких отбросов-азюлянтов, как я, вполне хорошее. Здесь и нашелся двухкассетничик всего за сорок марок. По-прежнему не найденным и на рынке и вокруг вокзала был лишь немецкий паспорт. Впрочем, по общим уверениям, это было бы слишком просто и никакой романтики. Теперь удовлетворенный, я мог спокойно двинуть в лагерь, и через полтора часа уже входил в свою комнату.

Дома поведал Кате быль о своих подвигах, расписав в красках подробности. Не обошлось без приукрас, но это — обычное дело. Вскоре, явно довольные только что съеденным обедом, к нам традиционно пришли Юра с Леней.

На сковородке, стоявшей на МОЕЙ печке, медленно шипя жарилась колбаса. Из магнитофона, бодря окружающих, несся Роксет, точнее его музыка. Посреди стола победно возвышался утюг.

«Генерал» от неожиданности сглотнул очередную неудачную остроту и остался на пару секунд оглушенным моими успехами.

— Мафончик? — удивленный Ленин голос прозвучал вместо приветствия, которое среди нас — русских азюлянтов принято в качестве ритуала. Но сегодня он явно здорово ошарашен, я ему прощу невежливость. — Когда это ты успел?

— Спите больше, вы и немецкий паспорт проспите, — резонно ответил я и поднял при этом указательный палец.

— Мне его и так дадут! — Юра уже пришел в себя и теперь самопожирался завистью, которая распирала его изнутри и грозилась ненароком удушить. С ним спорить никто не стал.

Дальше опять последовало красочное описание Франкфуртских похождений, но на этот раз присочинили во много раз больше, и Катя мне в этом помогала. Леня, взял в руки магнитофон, или «тачку» по его словам, и сидел, качая головой совершенно не в такт музыке. Я в этот момент не только с физическим, но и с глубоким моральным удовлетворением поедал колбасу, а Юра делал вид, что не происходит ничего, могущего хоть в малейшей степени его заинтересовать. При этом он бросал на меня искоса голодные взгляды, энергия которых давно бы испепелила нестойкого человека, а мне все было нипочем. Вчера мы уже умудрились уничтожить половину наших продуктовых запасов.