Лебедев Andrew - Проститут

– Вот! – обрадовался Байдуков. – Я же говорю, у писателя нашего только туфта про эльфов и мумиев-троллей получается, да и то, неизвестно еще у кого списанная, то ли у Астрид Линдгрен, то ли у Генриха Ибсена, то ли у Джоан Роллинг… Я хоть свои картины сам пишу, этого никто не оспорит.

– Знаем, как ты их рисуешь! – в запале воскликнул Женя. – Ты даже хуже Шилова-Мылова, который только и умеет, что сигаретки да медальки на портретах выписывать!

– И чем же это я хуже Шилова? – набычился Байдуков.

Ему было неприятно, ведь Вика Малаева сидела здесь и слушала их пикировку.

– А известное дело, как ты женам вице-мэров да депутатов на портретах по десять лет возраста убавляешь и по два размера бюста прибавляешь, – хмыкнул Женя. – Даже "Playboy" так своих девиц не фотожопит.

– Это художественное видение прекрасного, что ты в этом понимаешь! – натужно улыбнулся Байдуков. – Это художественное видение, это метафоричность…

– Пририсовать плоскогрудой жене вице-мэра бюст Мерилин Монро? Это твое художественное видение? – хохотнул Женя.

– Идиот, – покачав головой, сказал Байдуков, – и как такого идиота еще печатают?

– За идиота получишь! – вспыхнул Женя. – А насчет метафоричности, ты, осёл с красками! Ты бы лучше терминов этих не касался! Это не для ослов с мольбертами!

Метафора – это…

– Знаю, знаю, – со смехом перебил его Байдуков. – Метафора – это в стишках, это я знаю, и еще знаю, что по стишкам ты у нас спец! Ты у нас девушкам стишки пишешь и записочки в спальню подбрасываешь! Только вот целоваться на пляж девушки не с тобой ходят, поэтик…

И тут Женя вскочил и набросился на Байдукова.

Повалил на землю, нанеся ему пару впечатляющих хлестких ударов по лицу. И слева и справа.

Байдуков, не ожидая такого оборота, сперва растерялся, но быстро поднялся и принял боксерскую стойку.

Вообще, Байдуков был явно сильнее.

Мускулистый, атлетически сложенный, тренированный, он явно имел навыки бойца.

А вот у писателя Жени, кроме решительности и безрассудной прыти, иных преимуществ не было.

– Да разнимите их! – крикнула Лана. – Чего вы стоите смотрите?

Но Бальзамов и подоспевший к нему на выручку Коля Сигал остановили ринувшихся было разнимать.

– Не надо, пусть разбираются сами, – крикнул Бальзамов Игорю Марголину и Васе Дементьеву, изъявившим готовность растащить дерущихся.

Сигал с камерой на плече принялся снимать драку, и Бальзамов тоже ринулся за вторым "бетакамом".

– Вот это по-нашему, вот это по-бразильски, – приговаривал Бальзамов, притащив камеру, приладив ее на плече и принявшись снимать крупные планы.

Жене тем временем удалось нанести Байдукову еще несколько ударов и разбить ему нос. Художник же, придя в себя после первых пропущенных им ударов, теперь брал инициативу в свои руки. Байдуков дважды заученно, как в зале, подсекал Женю под выставленную ногу, одновременно хватая противника за кисть руки и толкая его локтем так, что тот, теряя равновесие, шлепался на землю. От града байдуковских ударов Женю пока спасала только невероятная юркость и проворство. Каждый раз после падения ему удавалось так быстро отползти и вскочить на ноги, что неповоротливый Байдуков опаздывал, и его удары не попадали в цель.

Но все понимали, что так продолжаться долго не может, и что рано или поздно Байдуков угодит-таки кулаком или ногой Жене в голову, и дело закончится победой кисти над пером.

– Прекратите это! – не выдержада Ланочка и бросилась к дерущимся, толкая Байдукова в могучую грудь.

– Куда ты, дура! – крикнула Вика, хватая Лану за шорты и футболку.

С треском разорвалась футболка.

Лана с Викой покатились по земле.

– Коля, ты мужиков, мужиков снимай! – крикнул Бальзамов, наводя объектив "бетакама" на валявшихся в пыли Вику с Ланой. – А я буду девок!

– И-и-и-йэх! – послышался страстно-натуральный выдох, сопровождавший победный удар.

– И-и-и-йэх! – послышался второй.

– Ногами не надо, ногами не бить! Вот теперь их разнимайте, чего стоите, разнимайте!

Бальзамов командовал.

Командовал, но снимать не прекращал.

Вот оно настоящее реалити-шоу, тут никаких сценариев не надо!

Снять бы еще несколько подобных сцен в антураже кубинской природы – и можно смело возвращаться в Москву в Останкино, а там в монтажке нарезать из этого десяток веселых серий…

Дементьев с Марголиным оттащили тяжело дышавшего Байдукова от скорчившегося на песке Жени.

– Ты еще у меня получишь! – все еще в запале драки выкрикнул Байдуков.

– Всё, всё! Брэк, ребята! – командовал Бальзамов. – Отведите Гену умыться и помогите Женьке, пускай тоже пойдет рожу умоет. Потом соберемся подискутируем…

Лане тоже не мешало бы пойти умыться и переодеться.

Элла Семеновна была женщиной строгих убеждений.

Именно эти строгие убеждения, образующие единую парадигму ее мировоззрения, и помогали Элле Семеновне в трудные минуты. А трудных минут было ой как много! Это ведь только со стороны всем кажется, что жизнь небожительницы из Останкино – это сплошной сахар. А на самом то деле… Ведь в этом мире, где все усиленно толкаются локтями за место у кормушки, все идет в ход – и зубы, и кулаки, и элементарная подлость, и тонкие интриги…

Элла Семеновна сама была мастерицей тонких интриг. И скольких выскочек она сама на своем пути подсидела!

Однако всегда успокаивала себя тем, что на откровенные подлости и на гадости вроде откровенной клеветы или, упаси Господи – найма киллеров, как это тоже случалось в их среде, она никогда не опускалась.

Была она мстительной или злопамятной?

Пожалуй, нет.

Могла и простить, могла и помиловать.

Одного не позволяла ее строгая организованность, благодаря которой Элла Семеновна и сделала свою карьеру – сама, без высокопоставленного мужа и без высокопоставленных родителей… Сделала свою карьеру именно благодаря строгим убеждениям, что во всем нужен порядок, особенно в собственной голове… Итак…

Итак, могла и простить, могла и помиловать, но никогда… Никогда не могла ничего и никому забыть. Потому что в голове Эллы Семеновны был идеальный порядок.

А отсюда порядок был и в делах, и в личной жизни.

Поэтому Элла Семеновна ничего Бальзамову и не забыла.

Тяжел, труден и горек путь падения.

Но тому, кто не испытал этого, трудно понять, как сладок путь возвращения в блистательный мир.

После того как Эллу Семеновну уволили из "Интер-Медиа", у нее на нервной почве открылась язва желудка и ей пришлось ехать в Карловы Вары. Пить водичку, принимать грязевые ванны, лежать в кислородной барокамере…

Подлечилась, вернулась на Москву, стала работать в фирмочке – не престижной и не денежной, но работа есть работа. Надо жить, надо зарабатывать. Мужа и богатых родственников у Эллы Семеновны не было. Была только хорошая организованность в голове и воля к жизни.