Анатолий Приставкин - Судный день

Зина поняла сразу, что это про них про обоих с Толиком поет. Прислонясь к его спине, сидела, в это мгновение особенно реально ощущая, что начинается ее новая жизнь.

И Чемоданчик так про себя понял, что Катя его последний лучик в жизни, его звезда, и это про него рассказано… Ах, Толик, сучье вымя, сволочь, но как душу-то рвет!

А вечер, прохладный, чистый апрельский вечер вызвездился, сквозь ветки деревьев, обещая на утро вёдро. Было тихо, так тихо, что и звуки гитары и пение не могли расстроить эту тишину. Легкость в воздухе, спокойствие и одухотворенность разливались, и было ясно, что если господь бог создал все это, то лишь для мира и счастья людей. И то и другое казалось близким, достижимым, и душа трепетала, предчувствуя их, от их скорого наступления.

Они появились, выйдя из подвала, не утаиваясь и не хранясь: Костик и Катя.

Вынырнули из тени дома в свет террасы и попали на глаза всей честной компании, сбившейся вокруг Толика с его гитарой.

Их увидели.

Но первым увидел их Чемоданов.

– Вы сделали это намеренно… Ну, появились перед всеми? – спросила Князева подсудимого.

– Да мы ни от кого не прятались, – отвечал он, глядя в пол.

– Но вы же не могли не понимать, чем это кончится?

– Мы не думали…

– «Мы» – это вы и Катя? А о чем же вы думали?

– Ни о чем.

– Еще бы! – подхватилась Ольга. – Без раздумья опуститься до того… Что опуститься в подвал… Для того…

– Кому спуск, а кому подъем…

Князева повернулась к прокурору:

– Вы что-то сказали? Вадим Петрович?

Он рассеянно вертел бумажку, глядя перед собой.

– Да нет… Вспомнил… фразочку… кому спуск, а кому подъем…

– А при чем тут подвал? – спросила Князева.

Он вскинул на нее глаза.

– А при чем тут вообще подвал? Кто туда спустился, да кто оттуда поднимался? При чем?

Ольга почувствовала укор в его словах.

– Но, Вадим Петрович, – призвала она. – Они же утром только познакомились… А уже вечером это самое…

В зале хохотнули. Прошел легкий смешок.

– Точней! – крикнули. – Что они там делали?

– Может, они яблоки перебирали?

Ольга, не глядя в зал и не слыша его, закончила:

– А если все так будут? Вы понимаете, к чему мы придем?

– Не будет так, – сказал Зелинский, глядя на Князеву. – Не все, как я понимаю, любят настолько, что готовы из-за нее пойти на казнь!

– Куда? – спросила Князева, удивившись.

– На суд… Конечно, – поправился он. – Но не все же, как вы полагаете, Нина Григорьевна?

Та покачала головой:

– Ох, далеко не все.

– А вы как думаете, Ольга Викторовна?

– Я должна отвечать? – спросила та резко.

– Да нет, не надо мне отвечать, вы себе ответьте! Лично сами себе… Только не лгите, себе лгать не пристало… И вы, – кивнул он через сцену защитнику Козлову. – И вы, – это заседателям. – Да и они тоже, – это уже к зрителям. – Пойдете вы из-за любви на такой суд? Да? Или нет?

«Наверное бы, я пошла, – подумала Князева. – Если бы… А может, и без если бы… Пошла бы, и все тут… Но такого не будет».

«Нет, нет, никогда и ни за что», – решил Козлов и поежился от такой неуютной мысли.

Заседатели об этом вообще не думали. Мужчина, что был в военной форме, страдал от зубов, а дома у него подрались зять с дочкой и собирались разводиться. Вот об этом он и думал теперь: как их помирить да вырвать больной зуб…

А женщина, немолодая, грустная, что жила с больной матерью, вспоминала и не могла вспомнить, успела ли она выключить электроплиту, уходя на суд… И если нет, догадается ли ее мать это сделать. Это и заодно накормить поросенка, которого они недавно купили на рынке и который, кажется, был рахитичным и плохо рос.

Ольга же подумала так: «Пошла бы! Если бы позвал Толик! Но если бы не доводить дело до суда, потому что на суде бы она сама себя жестоко осудила…»

– А вы-то? – спросила вдруг Князева. – Сами-то, Вадим Петрович?

– Да я что… – отвечал Зелинский, утыкаясь в бумаги и как бы уходя в этот момент от всех и от Князевой, вернувшей ему его собственный вопрос.

Но он не мог не думать об этом и он догадывался, что и он пошел бы… Только не попадалось ему такой женщины и не везло ему в любви в его жизни.

…Чемоданов уставился, ничего не понимая.

– Зиночка… Это что за статуй? – спросил он, указывая со смехом на Костика, который стоял рядом с его Катей, и стоял так, будто он, а не Чемоданов был ее женихом, а теперь мужем.

– Мало у нас тут охламонов болтается! – воскликнул Толик и натянуто захохотал. – Шел да поздоровкался… У нас тут, когда ходят, всегда здоровкаются…

Он даже сделал шаг вперед, будто для того, чтобы разглядеть новоявленного знакомца Кати, а сам корчил мину, стреляя глазом в сторону калитки, намекая Костику, чтобы сматывался он с глаз Чемоданчика и компании, не то будет скандал до неба и выше!

Но Костик торчал рядом с Катькой и был как одурелый. И все это видели, лишь Чемоданов не видел, повторяя, как заведенный, дурацкую Толикову фразу:

– Это почему же они тут в саду здоровкаются-то, Зиночка? И почему охламоны ходят через сад рядом с Катюней? А?

Зина помалкивала. Она давно разглядела мятое Катькино платье с налипшей паутиной, видела она, что и ее спутничек, утренний скандалист, был не чище ее…

Выставились два дурачка, как на выставке, и все на своих лицах написали… Будто специально для Чемоданчика себя демонстрируют, смотри, мол, какие мы блаженные и что с собой сотворили… А он-то в пьяном угаре не видит, слава богу!

Но и Чемоданов теперь разглядел все.

Он пробормотал, будто просыпаясь:

– Это что же, Зиночка! Это же форменная свиданка за моей спиной?

– Не знаю, – ответила она. Что она могла еще сказать?

Катя не смотрела на своего бывшего жениха, а смотрела лишь на Зину. Не было в ней ни испуга, не было стыда перед всеми гостями.

– Зин, – произнесла не громко, но внятно. – Не пугайся только… Я тебе все объясню… Я все сделала сама…

– Я объясню, – перебил ее Костик. И выпалил: – Я на Кате женюсь!

– Ду-рак! – выдохнул непроизвольно Толик и осекся, поймав на себе ненавидящий взгляд Чемоданова. Наверное, до него дошло, что и Толик тут как-то замешан.

Сейчас он вразнос пойдет… Надо бы сматываться подобру-поздорову, а то ему влетит…

Толик зыркнул в сторону калитки, но проницательная Зина, как угадала, вцепилась ему в руку.

– Толик, – попросила. – Толик, успокой его!

– Как же… Успокоишь… – пробормотал он и попытался от Зины освободиться. Но она держала крепко.

– Ну поговори, он тебе поверит!

– Он никому не поверит!

– Зина! – Чемоданов обращался лишь к ней. – Ведь я с вами по-хорошему? А вы?

– Я правда не знала, – откликнулась Зина.

– Не знала она… Не знала, – подтвердил Толик.

– И ты тоже… – Чемоданов вскрикнул как раненый, берясь рукой за грудь, будто погибал от удара. Вдруг он подхватился и кинулся в дом.