Корреа Эстрада - Дом с золотыми ставнями

– Это мой дом, дон Федерико, – отвечал Энрике, – эта дама – моя жена, эти негры, так же как все остальные в доме, были здесь оставлены для работы сеньором Алехандро Мэшемом и ведут себя вполне прилично.

– А кого это я слышу? – повернулся к нему капитан. – Несчастная сиротка, змея, пригретая на груди! Так поступить со своим благодетелем, бесстыжая дрянь!

– Не кричите, сеньор, – повысил голос Энрике. – Чем вы меня облагодетельствовали? Тем, что взяли в секретари? Я не умер бы с голоду и без этого. Я увез Сесилию и этим перед вами виноват. Но что же нам было делать, если вы хотели видеть меня любовником своей дочери, выданной замуж по расчету, а я хотел быть ее мужем? Вы отлично знаете, что она хотела того же. Мы были вынуждены поступить некрасиво. Для вас и для нас, дон Федерико, лучшим выходом было благословить наш брак.

Какое там благословить! Он был готов зарычать. Но опять-таки сдержался и сказал только:

– Я подумаю, как с вами поступить. У меня еще разговор кое с кем. Иди сюда, Сандра. Садись. Давай-давай, садись. Мы ведь с тобой старые приятели, не так ли?

Последний раз я видел тебя и все твое семейство за утренним кофе у костра, на одной уютной лесной поляне.

– Я отлично помню это утро, сеньор. Мне казалось, вам понравились и кофе и компания.

– Главу этой компании я застрелил сам, – двух лет не прошло, как это случилось.

– Я знаю. Я там была.

– Каналья! Как у тебя хватило дерзости отправить письмо из Лагоса?

Я пожала плечами:

– Не думала, что придется возвращаться в эти края.

Я сидела прямо, словно палку проглотив, и глядела перед собой, на погрузневшего, поседевшего, я тяжелым взглядом человека, и чувствовала, как затылок начинал ныть, едва мы с ним встречались глазами. Старое не было забыто, все начиналось сызнова.

Он сказал:

– Если я захочу, всех вас отправят на тот свет. Я сильно зол на вас всех. Едва ли ты не приложила руку к бегству этой… мадемуазель.

– За это нельзя повесить даже вашего зятя.

– Тебя найдется за что повесить и без этого. Вы вместе с косоглазым дьяволом натворили много дел в Вилья-Кларе.

– Вы никогда не считали меня дурой, сеньор, – так отчего же вы думаете, что я поглупела? Здесь, на английской территории, мы самые благонадежные негры из всех, которые когда-либо жили во владениях британской короны.

– Ты не поглупела, – сказал капитан, – да ведь я тоже не дурак. Я много лет был ищейкой и кое-что соображаю в этом деле. Я обнюхал и обтоптал все твои следы.

Я знаю о тебе куда больше, чем ты думаешь. Я нашел в твоей жизни одно слабое место, всего одно, но такое, что за него тебя можно зацепить намертво. -??!

– Сейчас расскажу. Английскому правительству нет дела до того, что вы натворили на кубинской суше, но вот море – это отдельный случай. Знаешь, что есть договоренность между всеми странами атлантического побережья о взаимной выдаче тех, кто виновен в нападении на морские суда или, хуже того, в их захвате? Нет, корабль того англичанина – ведь это твой нынешний хозяин, так? – он ни при чем.

Но барка под названием "Гирасоль" – это название тебе ни о чем не говорит?

– Контрабандистская барка?

– Совершенно верно, хотя это не имеет никакого значения. Значение имеет то, что вы захватили ее в заливе Лас-Вальяс. Один из хозяев поехал дать взятку таможенникам, а когда вернулся, нашел вместо барки плавающие в воде трупы приятелей.

Потом эта барка, по самые края груженая беглыми неграми, обнаружилась за мысом Пунта-Пальмийяс. Потом ее видели в проливах на островах Синко Балас в Хардинес-де-ла-Рейна, где делали починку кораблю и откуда некоторое время спустя после этого сняли дюжину обросших, одичавших детин. Они всех вас видели, эти ребята, и описали очень хорошо. А если они вас увидят – кого-то из вас двоих, потому что парень, конечно, сильно переменился с той поры… Это называется пиратство, или морской разбой. То, что свидетели грешны в том же самом, ничего не меняет. Я в отставке; но я достаточно влиятелен, чтобы дать делу ход. У меня все готово для этого! Из Африки я не мог тебя достать, но Ямайка, ха!

Я спросила:

– Сеньору действительно так хочется отправить нас на виселицу?

– Нет, конечно, – ответил он. – Ты хорошо знаешь, чего я хочу. Я рассчитываю только на положительный ответ. Мне кажется, я имею все основания услышать согласие.

– Силой вынудить меня к согласию вы хотите – так я поняла?

– У меня нет другого выбора. Думаю, что его нет и у тебя, точнее, у всех троих.

Конечно, вы можете снова пуститься в бега. Пойдет канцелярская волокита по делу, а вы будете коптить крокодилов где-нибудь в болоте. Но во имя господа, в которого ты не веришь, женщина, скажи: неужели тебе хочется возвращаться к скитаниям? К страху от каждого шороха, ко сну вполглаза, к необходимости всегда иметь оружие под рукой, к отрепьям и грязи? Только не говори, что такая жизнь тебе по душе, потому что ты солжешь. Ты не дикарка и не ужилась среди дикарей в Африке. Ты любишь шелковые юбки и европейский уклад жизни. Твой муж не ревнив и не глуп. Почему бы тебе не обрести, наконец, прочную крышу над головой и надежного покровителя? Если ты вздумаешь скрыться, Сандра, – право, мне будет жаль. Потому что у всех беглецов одна судьба. Вспомни твоего друга Каники. Это был дьявол, истинный дьявол! Но даже его настигла судьба, и с той стороны, откуда он меньше всего ждал. Не повторяй чужих ошибок, ты слишком умна для этого.

Соглашайся. Ты останешься при моей дочери и ее ребенке, потому что я увезу их с собой на Кубу. Я давал разрешение на брак совсем с другим человеком, а не с этим ловкачом. Она слишком молода, чтобы распоряжаться своей судьбой. Она сможет вернуться к нему, когда достигнет совершеннолетия, то есть после двадцати одного года. А до тех пор ей придется жить со мной, а ты могла бы за ней присматривать.

– Тебе придется увозить меня силой, – сказала Сесилия вызывающе.

– Именно это я и собираюсь сделать, дочь моя, – ответил капитан, поднимаясь. – Не рассчитывайте на заступничество местных властей. Я сейчас же добьюсь приема у губернатора и объясню, что к чему, и будь я проклят, если не сделаю этого немедленно. Я скоро вернусь, и до моего возвращения настоятельно советую подумать о том, что я сказал. До встречи, любезные.

Он ушел под общее гробовое молчание – только стукнула входная дверь.

Дальше все завертелось с быстротой урагана.

– Филомено, сынок, – спросила я, – твоя лодка готова?

– Как всегда, Ма.

– Вы с отцом собирайте воду и провизию на пятерых, одеяла, оружие и все, что надо. Энрике, иди, закрывай склад, оставишь все на бухгалтера.

– Но что ты хочешь делать, Ма? – спросил он.

– Не задавай вопросов, если хочешь увидеть своего ребенка через три недели, а не через пять лет. Делай! Сесилия, пошли наверх собирать баул. Мари-Лус! Пошли ко мне дядю Эдана и миссис Джексон.