Корреа Эстрада - Дом с золотыми ставнями

Тут я дала Лиз тычка в бок, и мы завизжали что было сил. Эвелин сидела тихо, как мышка. Засов крякнул, переломившись, и ввалились человек пять или шесть.

Схватили нас и потащили наружу, и уж кто-то полез в шкаф, – а мы вопили и голосили и сопротивлялись отчаянно. Лиз выволокли почти сразу, а я упиралась и отбивалась до тех пор, пока не стало ясно, что Эвелин не обнаружили.

Никак не могу пожаловаться, что мало мне попало: разбойники были дюжие ребята и в своем деле знали толк. Но я тоже была не слаба, вошла в раж и в горячке не замечала боли, и дралась, как ни разу в жизни до того. Моим оружием была туфля с кованым каблуком; и этим-то каблуком я лупила сверху вниз по головам, кому-то сокрушив зубы, другому выбив глаз.

Тот, что влез в шкаф, тоже наторел в грабеже. Пока я отбивалась – вряд ли это длилось долго – он успел все мое барахло запихать в одну исподницу так ловко, что и я бы сама так не сумела, и завязал шнурками, а уж после того помог приятелям, навалившись сверху, с койки. Эвелин не пискнула. А как стало ясно, что ее не найдут – тут-то и в глазах потемнело.

Очнулась на палубе. Судя по солнцу, времени прошло совсем не много, но грабеж уже близился к завершению. Команда пиратского брига, вытянувшись в цепочке, перекидывала на палубу своего судна тюки и корзины с наворованным добром.

Команда "Звезды" была выстроена вдоль борта, с хозяином и капитаном во главе.

Рядом с ними, под дулами пистолетов, стояли миссис Александрина, Эдит и, выряженная в платье Эвелин, Бетти. Самой Эвелин нигде не было видно. Значит, обнаружив в хозяйской каюте недурную добычу, воры попались на крючок с жирной приманкой и не стали слишком дотошно обыскивать корабль, – на что я и рассчитывала.

Адриан Митчелл заметил меня, лежащую среди добычи, и страдальчески морщился.

Потом один из грабителей, рыжий детина с бородой, подхватил меня, как куль, на плечо, перелез через планшир и спрыгнул на бриг, чей борт находился гораздо ниже высокого борта "Звезды". Дальше я уже потеряла сознание надолго.

Очнулась и не поняла, где я есть. Духота, полумрак какого-то легкого строения, надо мной склоняется старушечье лицо со знакомым ободком из татуированных точек вокруг подбородка и щек.

– Бабушка, куда я попала?

Дряблые губы расплылись в улыбке:

– А, да ты из наших! Вот и ладно, что очнулась. Ты давно уже лежишь.

Ничего не могла я добиться от бестолковой старухи: ни какой сегодня день, ни как называется страна, в которую я попала – похоже, ее гувернантка не была сильна в географии… Все, что она знала – что усадьба называется Нуэсас и что дня три назад пришел обоз откуда-то со стороны, и меня сгрузили с повозки вместе с тюками и корзинами.

Мы с ней говорили на йоруба. Потом пришла пожилая мулатка, которая, видно, служила за лекаря, и стала менять мне повязки. Она объяснялась со мной частично знаками, частично через бестолковую старуху, а отчасти я сама слегка понимала ее раскатистую, быструю речь. Мулатка знала географию лучше: она сказала, что я попала на испанский остров Куба, какими путями – ей не ведомо, что вокруг говорят по-испански, что страшно изранена и что мне надо лежать спокойно. Это я и сама сообразила; но когда лекарка сказала, какое число было в тот день, я ей с трудом поверила. Если она сказала правду, то с того дня, как была захвачена "Звезда", до того дня, как я очнулась, прошло больше двух недель.

Впрочем, мало удивительного! У меня половина ребер оказалась переломана, рассечена щека, и что-то странное случилось с глазами. Мне мерещились непонятные цветные дымки вокруг всех людей, проходящих мимо: тот – с оранжевым ореолом, а этот – с красным, а у того, словно у святого, голубовато-серебристый нимб вокруг головы. Но лекарка отмахнулась: после такой-то трепки скажи спасибо, что жива!

Прошло еще около месяца, прежде чем я смогла встать на ноги. Вскоре после этого в барак явился скучный белый господин и стал расспрашивать: имя, возраст, полное имя и род занятий хозяина, чем занималась в господском доме? Я уже хорошо понимала по-испански и могла ответить. Тогда господин, криво усмехаясь, заявил, что он выиграл меня у моего хозяина в карты, что я этого не помню, потому что лежала в горячке, что он не знает, за что меня так били, но если я стану болтать лишнее, то побьют еще сильнее. А поскольку у него в доме полно своих дармоедок, то он намерен меня продать, немедля.

Сказано – сделано. Недели не прошло, как я стояла в отгороженном канатами пространстве невольничьего рынка Старой Гаваны, и в первый же день была продана и увезена новым хозяином в имение "Санта-Анхелика" в Матансасе, недалеко от городишки Карденас.

Сразу надо рассказать, в какое место и к какому хозяину занесла судьба, потому что это определило мою последующую жизнь на много лет.

Дон Фернандо Лопес Гусман был кабальеро лет тридцати пяти, среднего роста блондин с очень светлыми волосами, глазами цвета бутылочного стекла и кожей молочной белизны. Он был ни умен и ни глуп, ни добр и ни зол, слегка образован и в меру невежественен. А самое главное, он был глубоко убежден: господь бог создал весь мир исключительно для его удовольствия и более ни для чего. А поскольку сеньор был богат, никто нипочем не мог убедить его в обратном.

Его богатство заключалось в нескольких сотнях кабальерий земли с плантациями сахарного тростника, цитрусовыми садами, стадами коров и конскими табунами на необъятных пастбищах, а также в двухстах чернокожих рабах, руками которых обеспечивалось процветание имения.

Человек, получивший в наследство такое достояние, мог себя считать хозяином жизни… и считал себя им без тени сомнения. Сеньор Лопес не любил проводить время в усадьбе и утруждать себя делами, которые и так шли неплохо под присмотром майораля, тучного немолодого мулата Давида, носившего ту же фамилию – Лопес. Давид был свободным и приходился сеньору родным дядей. Сам сеньор не любил об этом вспоминать, так же как и о прочих шалостях своего деда. Правда, дон Фернандо сам любил пошалить и развлечься на стороне и знал на перечет все бордели во всех городах острова, где ему приходилось бывать. Любил он и покутить, но самой главной его страстью были карты. Зеленое сукно неудержимо влекло к себе этого человека и однажды едва не довело до беды. Проигрыш грозил расстроить даже такое состояние, как его. Но поскольку весь мир должен был расплачиваться за удовольствия человека по имени Фернандо Лопес, то он вышел из положения, женившись и отдав за карточные долги приданое жены.

Собственно, в подарок жене он меня и привез. Я увидела ее в первый же день по приезде – тридцатилетняя смуглая, довольно красивая женщина, но словно чем-то обиженная. Ее звали Мария де Белен, попросту сеньора Белен, как все к ней и обращались.