Корреа Эстрада - Дом с золотыми ставнями

– Скорей собирая тряпки и вон отсюда! – звенящим от бешенства голосом сказал дон Фернандо. Бысто-быстро я засунула все обратно в мешок, схватила его в охапку и пулей вылетела из гостиной. К себе, конечно, не пошла. Быстренько сунула злополучную ношу в какой-то шкаф и вернулась за укромную портьеру.

– Дура безмозглая! Что ты позволяешь себе?

– Я позволяю себе сказать ничуть не больше того, что ты, сеньор умник, позволяешь себе сделать.

– Ты выставила меня дураком!

– А кем выставил ты меня?

– Я мужчина!

– Но я порядочная женщина и терпела до тех пор, пока твоя мужская наглость не перешла все границы. Я не спрашиваю, что ты делаешь во время всех своих отлучек – ради бога! Но под боком у меня, в самом доме – это уже чересчур.

– В этом доме я определяю, что чересчур, а что нет, – заявил сеньор самоуверенно.

– Да, а также на всем острове и во всем мире. Конечно, я понимаю: нет ангелов на земле и все грешны. Но разве кто-нибудь ведет себя по отношению к супруге так нагло и бессовестно, как ты?

– Ты мне просто надоела, – сказал дон Фернандо с деланным безразличием.

– Тогда скажи это во всеуслышание. Почему ты этого не делаешь? Хорошо, молчи, скажу я сама. Если муж злоупотребляет своей властью, женщине приходится искать других защитников. Ты молчишь и делаешь гадости исподтишка, потому что знаешь: моя семья не оставит меня без помощи.

Дон Фернандо понял намек и скривился:

– Тебе не удастся избавиться от нее, как бы ты ни старалась. Я купил девчонку и не собираюсь ее продавать, что бы ни делали ты и вся твоя семья. Хотите испортить мне нервы? Вы испортите их в первую очередь себе.

– Безусловно, – кивнула головой донья Белен. – Но семья Суарес не привыкла спускать неуважения к своим членам, и уже доказывала это.

– Да уж, – фыркнул муж. – Эта старя ведьма, твоя, с позволения сказать, тетушка, бдит как аргус. Скажи проще: чего ты от меня хочешь?

– Уважения, сеньор. Уважения и спокойствия в собственном доме.

– Собственном? Мне казалось, что это мой дом.

– А мне казалось, что мы женаты уже пятнадцать лет. Или я ошибаюсь?

– Увы, нет. Хотел бы я, чтобы это было ошибкой.

– Ошибка за ошибкой, друг мой: сначала ты проиграл в карты столько, что это стало угрожать твоему состоянию – такому состоянию! Потом последовала вторая ошибка – вместо того чтобы бросить глупости, ты бросился искать невесту с приданым, чтобы заплатить карточные долги. Ты тогда был здорово напуган, дружок.

Этого урока хватило надолго, чтобы отучить тебя зарываться в игре. Сейчас у тебя другая игра, но я предупреждаю тебя – не зарывайся. Я этого так не спущу.

– Ты мне угрожаешь?

– Я предупреждаю.

– Мы еще посмотрим, чья возьмет. Пока, дорогая.

Я быстренько шмыгнула в сторонку. Сеньор, не заметив, прошел мимо, на второй этаж. И тут же раздался звон серебряного колокольчика – меня звали. Сеньора потребовала мятных капель. Я сбегала за склянкой и рюмочкой. Донья Белен перевела дух, хотя и выглядела бледной и удрученной.

– Ты, конечно, слышала все? Как же иначе!

– Сеньора, что мне делать мне делать с этим мешком? Я не могу его взять, воля ваша.

– Моя воля такая: не будь дурой. Возьми себе все и наряжайся в пух и прах. Мне это на руку.

– А сеньор?

– Что сеньор? Он же сам все это заказывал для тебя.

– Сеньора… – спросила я, – сеньора, неужели вы замужем столько лет – и все время вот так? Я бы сбежала.

– Дурочка, – ответила хозяйка, – ты бы сбежала… Куда я сбегу? В лес, что ли?

Разве что в монастырь, похоронить себя заживо. Иначе перестанут считать добропорядочной женщиной, а это тоже почти смерть, если не хуже смерти.

Видишь ли, благопристойность, хотя бы внешняя, все в нашей жизни. А мой муж не хочет соблюдать даже минимально необходимого, и требуется постоянно внушать ему это, как младенцу, и в этом меня поддерживает вся родня. Но вздумай я бежать или устроить другую глупую шутку, все так же дружно ополчились бы против меня, все, и родня и не родня, все, с кем я знакома и не знакома. Я видела такие вещи, когда женщина решалась на что-либо с отчаяния. По мне, лучше умереть… или жить, сражаясь с собственным мужем. Любовь? Кровь господня, при чем тут это? Если мой муж нарушает благопристойность слишком явно, с ним тоже не захотят знаться многие, чьим расположением он дорожит. Вот, собственно, и все, что движет интригу. Ладно, иди, распаковывай тюк и принимайся за работу.

Я ушла с ощущением, что сказано было не все. Нет, конечно, интрига двигалась не только силой общественного порицания. Для чего тогда эти фокусы с одеванием, стремление уязвить? Тут было пребольно задето женское самолюбие.

С этим злосчастным мешком я устроилась на задней веранде первого этажа. Как раз с этой стороны просвечивало сквозь вьюнки низкое солнце. Я выкладывала вещи на сверкавший чистотой каменный пол и разбирала, что к чему.

Вдруг прямо перед глазами у меня выросли две ноги в щегольских туфлях на каблуках… конечно, дон Фернандо. Что ему от меня потребовалось белым днем в открытом месте? А хозяин принес качалку из другого угла веранды и устраивался поудобнее, приказав лакею подать сигару и кофе.

Я сидела, закрыв рот, и он тоже долго молчал, глядя, как я работаю. Наконец спросил:

– Сандрита, тебе действительно все это нравится?

– Чудные вещи, сеньор, – отвечала я, не поднимая глаз. – Слишком хорошие для меня.

– Для тебя ничто не может быть слишком хорошо, – ответил он. – Я давно не видел среди черных девчонок таких плутовок… таких отважных и хитрых плутовок.

Ты можешь делать с этим все, что захочешь.

– С вашего позволения, я подарю кое-что Ирме… и Саломе.

Не видя его лица, почувствовала, как он поморщился. Королевский подарок не оценили – ах, как это было кабальеро не по шерсти. Кабальеро был чем-то смущен и задет, но дело было не только в пренебрежении подарку. Он еще что-то хотел сказать и собирался с духом, и это так было не похоже на самоуверенного мужчину, недавно без капли сомнения затащившего меня на свой диван!

– Ты обиделась на мою жену?

– С какой стати? Она не со зла, а от обиды сердита.

– Она злится, кажется, больше на меня, чем на тебя. Она наговорила мне кучу обидных вещей. Как ты думаешь, она права?

– Мое ли дело это разбирать?

– Каким-то странным образом ты сумела ее умаслить… А разве ты не являешься яблоком раздора?

– Я не хотела им быть, сеньор.

– Она сказала, что я тебе противен и ты мне не отказываешь только потому, что я хозяин.

Я смолчала.

– Отвечай же! Ты сказала это жене, чтобы остудить ее ревность, или это на самом деле так?

Я отложила ножницы и стала глядеть куда-то вбок. Там за сеткой плюща убегали вдаль апельсиновые рощи, а за ними струилось раскаленное марево над холмами Мадруга Колисео. Там, в глубине холмов, паслись рыжие кони, и где-то там… Нет, об этом лучше не думать.