Геннадий Прашкевич - Пожить в тени баобабов

Николай Петрович улыбнулся:

– Вот и додумались умные люди. Как ни крути, как ни верти, а без заметного и, заметь, Валентин Борисыч, легального капитала будущее всегда будет оставаться тревожным и неопределенным. Без личной собственности, Валентин Борисыч, будущее никогда не является серьезным будущим. Совсем оно и не будущее, если без легального капитала. Так себе… Мечта… Фикция… Отсюда и выводы, отсюда и действия… В нашей стране, Валентин Борисыч, мечтателей и героев всегда хватало, но, заметь, и нормальными прагматиками страну господь не обидел. Настоящими прагматиками – людьми цельными, сильными. До поры до времени они, конечно, сидели в подполье, не имели возможности развернуться… Ужас как обидно! Страна-то богатая! Прямо ужас, какая богатая! А все пропивается, разворовывается, растранжиривается, как будто и правда нет никакого будущего у нашей страны. Вот, подумав, и взялись такие цельные люди за Дело. Не книжки стали писать с призывами все разрушить, а потом все отстроить заново, не диссидентствовать стали по глупости, разрушая созданное собственными отцами, нет, стали они всерьез думать и решать, как поэффективнее укрепить сложившуюся систему, как, наконец, правильно оформить эту самую систему, а в итоге, как по-настоящему оградить себя от случайностей? Умный человек, он не герой, он не мечтатель, он не желает жить в эпоху революций и перемен, контрреволюций и перестроек, он не желает менять лучшую жизнь на худшую, напротив, он желает худшую жизнь поменять на как можно лучшую… Само собой, лучшую для себя. Но ведь, если ты не дурак, Валентин Борисович, то должен понять, что именно это и означает автоматически – для всех!.. Перестройка!..

Николай Петрович опустился на стул и с некоторым подозрением посмотрел на Валентина:

– Надеюсь, ты не думаешь, что нынешний беспредел, как это принято сейчас говорит, случаен?… Вот уж нет!.. Что нет, то нет, Валентин Борисыч… Весь этот так называемый беспредел спланирован и санкционирован очень умными людьми. Известно ведь, в мутной водице… Шум, гам, забастовки, митинги, вопли на всю планету – все, блядь, напрочь перестроить, все!.. Но пока, Валентин Борисыч, герои и мечтатели, как всегда, рвали глотки на митингах и баррикадах, умные люди незаметно, но верно уже делали Дело. Это там не приватизация по дешевке совминовских дач, это там не холодильники по двадцать восемь рублей штука, это, Валентин Борисыч, твердая валюта, прежде всего, и это, Валентин Борисыч, недвижимость! У умных людей, Валентин Борисыч, которые загодя начали скупать доллары, сейчас этих долларов, как у дурака махорки. И лежат они, эти доллары, в хороших, в надежных, в работающих местах, а не в чулках и не в семейных матрасах. У нас уже сейчас есть люди, которые запросто могут купить на корню весь город трех революций, вместе с Эрмитажем, вместе с Медным всадником, с «Авророй» и с решеткой Летнего сада. Именно эти люди, и только они, являются самыми надежными гарантами будущего! Именно они могут обустроить страну, а не какие-то там мечтатели.

Николай Петрович торжествующе поднял палец:

– Ну, а мечтатели… Что ж, мечтатели… Со временем мечтатели, сам знаешь, отсеиваются… Таковы законы истории, и мораль из этого только одна: делая хорошо себе, делаешь хорошо народу! Нам ведь всем жить с нашим народом, именно с нашим народом, а не с какими-то там инопланетянами. Ты только вдумайся в это, это же действительно наш народ! Наш собственный! Твой братец Серега почти понял это, но вот какая-то червоточинка… Ну, не знаю… Упрямые вы, Кудимовы… Не о Деле думаете…

Николай Петрович усмехнулся:

– А ты говоришь – крематорий! Да меня хоть в гальюн направь, я везде буду на месте. Я везде буду служить Делу. Честно и преданно.

– Убивая? – хмуро спросил Валентин.

– Работая.

– Ты убил Серегу?

– Серегу жадность убила.

Николай Петрович вновь усмехнулся:

– Ты сильно не волнуйся, Валентин Борисыч. Мне лишней урны не жалко. Урна много места не занимает, мы тебя с Серегой похороним в одной могилке. Не люди мы, что ли? Любили братаны друг друга при жизни, пусть и после смерти лежат вместе. Это вот Игорька, – он нехорошо покосился в стороны стеллажей, – это вот Игорька нисколько не жаль. Мы Игорька развеем по ветру. Подвел, паскудник! Дважды подвел!

– Он же на тебя работал.

– Он оружие оставил на поле боя, – напыщенно возразил Николай Петрович, поднимаясь.

Валентин засмеялся.

– Ты что? – изумился Николай Петрович. – Ты что, сочувствуешь этому придурку? Вот уж бык! Вот уж как туп! Ведь Игорек ходил в гостиницу шлепнуть тебя!

Изумленно оглядываясь, как бы себе не веря, Николай Петрович подошел к тяжелой металлической двери.

– Нет, плох ты, Валентин Борисыч. Я теперь за твою жизнь не дам и ломаного гроша. Прощения, правда, перед тобой не прошу, поскольку ты попал сюда не по моей вине. Сам пришел. А раз сам пришел, сам и отдувайся. Жалко, что не нашел ты настоящего места в жизни. Мышц твоих жалко, много мог сделать. Но бык ведь… Бык…

Николай Петрович и в кабинет к себе поднялся, все так же повторяя недоуменно:

– Бык… Ну, бык…

– Вы мне, Николай Петрович? – подняла голову белокурая секретарша, разбиравшая бумаги на его столе.

– Нет, Верочка, это я себе… Вот сколько живу, никак не могу понять одной вещи.

– Да ну! – не поверила блонда. – Вы, и понять не можете?

– Всякое бывает… Даже такое бывает… – покачал головой Николай Петрович. – Ну, ладно… На сегодня все… Я сейчас, Верочка, уеду в мэрию, а из мэрии прямо домой… Мне больше не звонить ни по какому поводу… Вечером я на паром и на службе уже не появлюсь… Поняла? На сегодня никаких звонков. Для всех я уже уехал.

Постоял, глядя на опечаленную секретаршу:

– Не расстраивайся, Верочка. Я должен уехать. У нас напряженка возникла в Германии. Там Сема Уткин помер. Пил, пил, балбес, и умер. А мы, значит, отдувайся. Потому и не беру тебя. У нас с тобой все впереди. Ох, впереди, Верочка, дай только закончить дела. Мы с тобой еще прокатимся. И не только в Германию. Пока же, Верочка, в данный конкретный момент ты мне нужна здесь, в конторе. Я на тебя, Верочка, вот как полагаюсь!

Смягчился:

– Привезти чего?

– Да нет, – потерянно отозвалась Верочка. – Сами приезжайте скорее.

– Я-то не задержусь, – рассмеялся Николай Петрович. – Я туда и обратно. Мне дороже родины ничего нет. А ты говори, в чем у тебя нужда?

Подмигнул:

«Пусть Федот проявит прыть, пусть сумеет он добыть – то, чаво на белом свете вообче не может быть». А?

– Ну, если можно… Тогда сапоги… – обрадовалась Верочка. – Сапоги-ботфорты… Вот такой длины, – показала Верочка красивую ногу. – Длинные, без каблука, цвет коричневый…

Николай Петрович внимательно посмотрел на нее: