Алексей Бабий - Скучно в городе Пекине

Послушай, сказал я, положив руку на ее плечо. К этому надо относиться проще, сказал я. Ты же вернешься к жене, сказала она. Как же ты к жене-то вернешься, сказала она. А жена-то тут при чем, удивился я. Я пошла, сказала она. Отвернись, сказала она, я оденусь.

Вот чего не люблю — это уговаривать. Скажет мне человек «нет» — ну, на нет и суда нет. Не больно-то и хотелось. Даже с женщинами — хоть и знаю, что их «нет» — это на самом деле «да».

Куда ты пойдешь, сказал я, убирая руку. Спи давай. Не буду я тебя трогать. Честное пионерское.

И лег на Петрову кровать, и долго мы молчали и слушали дыхание друг друга, и переговаривались дыханием. Она сперва всхлипывала, а я обиженно сопел. А потом она вздохнула глубоко, и стала дышать ровно, и я сделал то же самое. Но потом я вспомнил ее затылок и представил, что было бы сейчас вот тут, в двух шагах, повернись все иначе, да и рука помнила ее плечо. Она в ответ тоже задышала часто и тяжело, но, стоило мне скрипнуть пружинами, она отвернулась, и выровняла дыхание, и я тоже стал дышать редко и осторожно, и заснул, а проснулся уже утром, от ее сдавленных рыданий.

Вот ведь, подумал я, послал бог на мою голову.

Ну чего ты опять, начал я, и вдруг понял, что она не рыдает, а хохочет.

Вот это анекдот, сказала она, сияя.

Да уж, хмуро сказал я, таких идиотов поискать.

Я думаю, сказала она, это первый такой случай в городе-курорте.

Да, наверное, и последний, сказал я.

Такой шикарный план — и вдрызг, поддела она.

Нет, сказал я с достоинством, это была импровизация. Ноктюрн на флейте водосточных труб. [36] А это опять появляется Оля В… Ноктюрн на флейте водосточных труб — это на нашем с Олей сленге — импровизация. «Ну, как ты сегодня лекцию отчитал?» — «Ноктюрн на флейте водосточных труб!». Еще бы, вчера, вместо того, чтобы готовиться к лекции — гулял с Олей по правому берегу…

А главное, сказала она, так ошибиться в человеке. Я думала, ты другой.

Я тоже так думал, сказал я.

Весь день меня распирает смех, и за завтраком я вообще подавился компотом. Третьей из теток (не помню, как зовут, кажется, Марья Ивановна), пришлось треснуть меня по спине.

Люсино лицо утром говорило: «Да, да», но я сделал вид, что не понимаю. В основном, конечно, из вредности. И отчасти из-за честного пионерского.

Мы не уславливались о новой встрече, но после обеда я пришел к ним в гости с букетиком тюльпанов (я — и цветы! да более противоестественное сочетание и выдумать невозможно! но я купил их, я даже вспомнил, что их должно быть нечетное количество. Сюжет складывался оригинально, и на этом повороте я чувствовал, что нужно придти, и именно с цветами.)

Тыдра Люба встретила меня, как родного сына. Я был напоен чаем и накормлен вареньями. Люба подшучивала и намекала. Мы с Люсей сидели именинниками, время от времени встречаясь глазами и прыская в ладошку.

Люся была по домашнему, в халатике, и это меня, конечно, возбуждало. На мой взгляд, женщина лучше всего смотрится в халате (и, добавим в скобках, на кухне), или уж совсем без него.

И был мощный поход чуть не до самых верховий речки, из-за которого мы пропустили ужин. А мы не заблудимся, спросила Люся, смеясь. Нет, сказал я, не заблудимся. И, как в воду глядел: мы мило проболтали всю дорогу, но пришли домой засветло.

А как там Петро поживает, спросила она, когда мы прошли мимо моего санатория.

Обещал вернуться, соврал я. Что-то со мной случилось. Искра в землю ушла, что ли. И в великой задумчивости шел я домой, грустно напевая:

Доводилось ли вам когда-нибудь топить котят? (Ну разумеется, не из садизма, а из необходимости!). Их надо топить сразу же, пока они не обрели имя и приметы. Одно дело — спустить в помойное ведро некий объект, с четырьмя лапами, условно живой, и совсем другое дело — Барсика, который потешно жмурится, а на задней лапке у него белое пятно.

И что еще характерно. Приехал как-то в таежную дыру, где я как раз проводил свое босоногое детство, медвежий цирк. Ну и, конечно, ажиотаж кругом, хотя чего-чего, а медведей мы и без цирка повидали во всяких видах, а особенно в вареном. Да вот, как раз в этом году в нашем бараке жил медвежонок, и жрал сгущенку килограммами, а я с ним понарошку боролся.

Ажиотаж тем не менее был, и мне билета не досталось. Я стоял и ревел, размазывая сопли и слезы, но тут мне сказали, что сегодня же цирк поедет в поселок Рассвет, и я рванул туда, не спросившись родителей. Градусов было минус тридцать, а километров — восемь, но я дошел, не поморозившись, и взял билет, и дождался приезда гастролеров, но тут искра ушла в землю, и я отдал билет ошалевшему от счастья незнакомому пацану, и заревел от непонятного унижения, и пошел домой ночной дорогой, опять размазывая леденеющие сопли.

Ехала на ту беду из поселка Рассвет пожарная машина, и меня подсадили. Пожарники все были пьяные, как сапожники, а особенно шофер, и мы не вписались в поворот, и перевернулись. Я оказался на самом верху и вытаскивал всю эту пьянь из машины, а пьянь еще и упиралась. [38] Вот эта история вылезла неизвестно откуда и неизвестно зачем. Точнее, откуда — известно, случай такой со мной был. Странным образом я чувствую, что этот кусок здесь очень к месту. Вынь его — и всё, «Пекина» нет. Но к чему он? Я гадаю об этом уже пять лет. Одно, грубое объяснение, готов предложить на Ваш суд: речь идёт о том, что то, к чему стремишься, не всегда самое хорошее. Никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь. Я, например, не поимел медвежьего зрелища, зато попал в настоящую аварию. Мне все пацаны завидовали! Но это очень грубое объяснение, хотя и близкое к истине.

Получив поражение сразу на двух любовных фронтах, моя соседка по столу с горя умотала в город. Мы с Марьей Ивановной и Надеждой Петровной [39] Заметьте: он уже запомнил имена. Он старательно пытается войти в контакт с человечеством. Ну просто изо всех сил! ведем светские беседы из серии «для тех, кому за сорок». Они скармливают мне соседкину порцию. Неплохие, в общем, тетки.

Они говорят:

— о том, что в прошлом году ягоды было много, а грибов мало, но пару ведер Марья Ивановна все же засолила;

— о том, что дочь у Надежды Петровны невезучая, от одного мужа ушла сама, а второй ее бросил;

— о том, что под Ойшей было крушение поезда, и разбилась цистерна со спиртом, так мужики лакали из луж;