Андрей Ларченко-Солонин - Инок

Идущий по тайге путник оставлял за собой довольно чёткие следы. Полоса недавно примятой травы уходила в сторону скалистого гребня, что гордо возвышался на самой вершине хребта. Погоня была уже в самом разгаре. Адреналин хлынул в кровь, и охотники, забыв обо всём на свете, жаждали только одного: поскорее настигнуть свою жертву. Напряжение нарастало с каждой минутой. И лишь один человек угрюмо плёлся в самом хвосте колонны, не испытывая при этом всеобщего энтузиазма и с опаской поглядывая на окружающие людей деревья. Только он один из всех здесь присутствующих принимал участие в прошлой экспедиции и тогда лишь чудом остался в живых.

Вадим предложил большие деньги и пригрозил расправой в случае, если счастливчик откажется идти во второй раз. Выбора не оставалось. Собственно, поэтому мужчина и оказался здесь, но теперь, кажется, сильно жалел об этом.

Первым на необычное поведение замыкающего обратил внимание Михей. 0н постоянно и внимательно следил за каждым. В горах всякое случается. Под действием постоянно гнетущей опасности люди часто срываются и теряют разум. Прихлопнуть человека здесь, а потом сказать, что он ненароком сорвался со скалы, не стоило ничего.

– Витёк, ты почему грустный такой, случилось чего?

– Да так, о своём задумался.

Витёк явно не был настроен на откровенный разговор.

– Ну, дак и поделись с нами. Мы ведь сейчас в одной упряжке идем. Один за всех, все за одного. Или не так? Как ты думаешь?

– Поделиться-то можно, да вот только интересно ли слушать будет?

– Давай, давай, Витюха, рассказывай! Нечего на душе камень держать. А то, может, он у тебя за пазухой припрятан?

– Нету у меня за пазухой никакого камня. Хотите знать, так знайте. Наша сегодняшняя охота – занятие бесполезное и очень опасное. Убить этого самого урода, по следу которого мы тащимся уже почитай три часа кряду, – занятие безнадёжное. Всё дело в том, что это вообще и не человек даже. Думайте, что хотите, считайте, как знаете, но вы идёте по следу оборотня.

Среди людей прокатилась волна едких насмешек, вперемешку с удивлёнными возгласами.

– Не кривляйтесь. Я дело говорю. И вовсе не для того, чтобы напугать кого-то, а просто предупредить чтобы. В прошлый раз я вот так же позади всех плёлся. И жизнь мне спасло только то, что Ванька, покойничек, царство ему небесное, по нужде сходить решил и отстал маленько. Так вот он отстал, значит, чтобы нужду справить, ну, и я приостановился. Подожду, думаю, парня, мало ли чего в тайге может случиться. Кореш всё-таки. Вдруг слышу – шум за кустами. А потом – разом всё стихло, как оборвало. Я к кустам-то подкрался и между веток выглядываю. И как только посмотрел, так дара речи чуть сразу же и не лишился. Стоит он, значит, над ним, ноги расставил, пасть свою разинул. А кровь с нижней челюсти так капает, капает. И прямо Ваньке на лицо. И на меня вражина смотрит, смотрит, значит, исподлобья, не отрываясь, глазищами-то своими. Я уж и не помню, как ноги уносил оттуда.

– Да кто смотрит-то, кто смотрит?!

– Вы чё, ей-богу как маленькие, зверюга, конечно, этот самый. С телёнка, не меньше, и челюсти, словно жернова мельничные, кого хочешь, в муку перемелют.

После последних слов вновь послышались смешки.

– Чего ржёте, словно лошади? Может, найдётся кто смелый и пойдёт вместо меня замыкающим?

Голоса сразу стихли. Но молчание вновь нарушил Михей:

– Ладно, достаточно с нас россказней. Кто бы он ни был, зверь или человек, неважно. Мы должны его прикончить, и мы это сделаем. Если кто увидит, сразу стрелять. Разговоры вести ни к чему. А сейчас идти пора. И так уже столько времени потеряли на пустую болтовню. А каждая минута нынче на дорогом счету.

Взобравшись по почти отвесной стене, Серёга прошёл метров сто по кромке обрыва и спрятался за огромный валун, что, казалось, еле-еле держался у самого края пропасти. Тропа проходила метрах в пятидесяти книзу. Удобнее места для встречи даже придумать было бы трудно.

«Скоро я посмотрю этим людям в глаза и спрошу, наконец, что же всё-таки им от меня нужно».

Человек молча сидел на макушке скалистого гребня. Ветер трепал его чуть тронутые сединой волосы. Ему почему-то казалось, что кто-то всё время пристально наблюдаёт за ним. Сидящий ясно чувствовал на себе этот взгляд неизвестных глаз. Привстав, одинокий путник внимательно осмотрелся по сторонам. За тёмной кромкой густого, хвойного леса, точно так же, как и за любым из огромных камней, мог скрываться кто угодно, и разглядеть его там было бы невозможно.

«Вроде как ничего подозрительного. С минуты на минуту на тропинке должны появиться люди. И сейчас именно это самое важное».

Солнце уже склонялось к горизонту. Его нежно-розовый свет, словно волшебный эликсир, струился над лесистыми склонами гор, над их скалистыми гребнями, над узенькими ленточками речушек, что, причудливо извиваясь, сломя голову неслись куда-то вдаль. Не важно куда, лишь бы подальше от этой земли кроваво-красного цвета. Казалось, они кричали: «Люди, посмотрите на этот волшебный свет. Он окрасил землю в цвет крови неспроста. Он умоляет вас лишь об одном: остановитесь».

Неожиданно праздничную тишину ясного августовского вечера прорезал протяжный вой волка. Зверь находился где-то совсем рядом и, казалось, наполнял своим жалобным голосом всё окружающеё его пространство.

Это не был вой голодного хищника. Скорее всего, сказочную идиллию тайги прорезал крик тоски и сожаления о чём-то бесконечно дорогом и умершем безвозвратно. Над верхушками красавиц елей разнёсся крик души, которая уже не в силах больше выносить ту боль, что непосильной ношей взвалила на её плечи чья-то черная рука, по самый локоть выпачканная тёплой кровью невинных жертв. И тот крик был смешан со страхом, но только не за собственную жизнь. Смерть страшна, наверное, лишь своей неизвестностью. Быть может, иногда она бывает даже избавлением. Это был страх за то, что эта самая рука вовсе не ведала того, что творит. А получая каждую новую порцию страданий за то, что уже совершила, даже нё осознавала причины своих бед, а лишь ещё больше озлоблялась, творя всё новые злодеяния и причиняя новую боль людям. Ну, а в итоге ей, конечно, предстояло ответить за всё сполна. И вот это было уже действительно страшно, но, наверное, всё-таки справедливо.

Зверь замолчал так же неожиданно, как и начал выть. Серёга продолжал сидеть неподвижно. Странно, но ему вдруг показалось, что вот именно сейчас он хотел бы петь ту же самую песню. По щеке скатилась не – прошеная слеза. В эти минуты человек стал сильно похож на загнанного в угол и скалящего клыки зверя, у которого когда-то было прошлое, но нет и, наверное, уже никогда не будет будущего.