Владимир Царицын - Касатка и Кит

Ты грустно улыбнулась и стала такой, как была в юности…

Жду письма, Касатка.

Всегда жду…"

"Никогда со мной такого не было, - думал Кит. - Никогда я не писал и не говорил таких слов. Я думал, что не умею, не знаю, не могу. Я вообще не думал об этом. Я ни о чем не думал. Я не жил. Я существовал. Интересно… А оказывается, это приятно, говорить нежные слова. Приятно говорить нежные слова любимой женщине…"

Океан был тих и спокоен, как никогда. Казалось, он еще спит после веселой новогодней ночи. Да, он тоже спит. И пускай спит.

"Пускай спит, - решила Касатка. - Спи, Океан, я не буду тебя будить. Я просто постою рядом"

Она посмотрела на небо и улыбнулась. С неба падали снежинки. Они не были такими большими и пушистыми, как в юности, как в

Полынограде, но эти, приморские, сегодняшние тоже были хороши - нежные, тихие, медленные и ни чуточки не холодные. Прикосновения их были приятными.

- Ты спи, Океан. А я пока кое с кем другим поговорю.

Она вспомнила. Слова прозвучали в ней:

- Здравствуй, грусть моя!

Она ответила:

- Здравствуй, Кит.

- Я целую тебя. Ты чувствуешь?

Касатка закрыла глаза. Представила. Почувствовала.

- Да, чувствую.

- Я нежно касаюсь губами твоих ресниц, глаз, прикрытых веками. Ты чувствуешь?

- Чувствую, Кит.

- Мои поцелуи нежны и невесомы. Как прикосновения ольховой сережки. Нет, как прикосновения снежинок, падающих на твое лицо. Ты любишь, когда снежинки опускаются с неба на твои ресницы?

- Да очень люблю… - Касатка подняла лицо к верху.

- Знай, каждая снежинка - мой поцелуй.

- Да, я чувствую прикосновение снежинок. Я чувствую твои поцелуи,

Кит.

- Я рядом. Я за твоей спиной. Обернись! Нет меня? Я рядом. Я в тебе.

- Невозможное… Мне настолько хорошо, что вот-вот станет плохо…

- Я целую твои руки. Они кажутся мне теплыми и мягкими. Нежными…

Касатка грустно улыбнулась.

- Когда-то они были такими. Давно…

- Ты взглянула на свои руки и грустно улыбнулась?

- Да, так и было, взглянула. Прочла эту строчку твоего письма и взглянула. Я теперь грустно улыбаюсь, Кит, и каждый раз, когда смотрюсь в зеркало.

- Ты грустно улыбнулась и стала такой, как была в юности…

- За что мне эти твои строки? Почему слова твоих писем СЕЙЧАС для меня? Разве эта нежность для моих лет? Бесконечная невозможность…

Безнадежная реальность… Как хорошо, что ты так далеко…

Океан молчал. Он все еще спал.

- Как плохо, что ты так далеко, - сказала Касатка. - Как я хочу тебя увидеть, Кит. Как я хочу…

"Неужели она не ответит?.. Нет, не может не ответить. Должна ответить. Я хочу, чтобы Касатка ответила мне. Взаимностью… Я хочу, чтобы Касатка ответила мне взаимностью. Я очень этого хочу. Никогда ничего не хотел так сильно, как ее любви. Но, боже мой, как томительно ожидание!"

Кит прошелся по комнатам. Тихо, пусто, мертво.

"Надо чем-то заняться. Вот только чем?.."

Смешно, заняться было нечем. Абсолютно. Не смотреть же телевизор, в самом деле! Были времена, когда у него имелись занятия. Он много читал. Всегда много читал, и ему это нравилось. И в детстве читал запоем в отличие от многих своих сверстников. Правда, читал он тогда в основном фантастику и приключенческую литературу - Майн Рида,

Фенимора Купера, Дюма, Вальтера Скотта, Жюля Верна. Чуть позже стал читать другую литературу. Сильно увлекся Диккенсом. Не успокоился, пока не прочел его всего - все тридцать томов. Потом был Чехов…

Кит подошел к книжному шкафу, раскрыл створки, пробежался взглядом по корешкам книг. Диккенс, Алексей Толстой, Лермонтов,

Ромен Роллан, Джек Лондон, Жюль Верн, Чехов - все читано-перечитано…

В детстве Кит многое коллекционировал. Как все. Значки и спичечные этикетки, позже марки. Филателией он увлекся всерьез. У

Кита было целых шесть больших кляссеров с марками и столько же маленьких, раскладушек. Он подолгу мог рассматривать свою коллекцию, менять марки местами, группируя их по темам, по сериям, по странам.

Посещал клуб филателистов, менялся марками, искал какую-нибудь одну.

Но это было давно, очень давно. Нет уже этого увлечения. И кляссеров тех уже давно нет. Однажды взял и продал все разом. А на эти деньги купил мопед, который разбил вдребезги тем же летом. Вообще-то

"ботаником" Кит не был. Книги, этикетки и марки не мешали ему вести обычную мальчишескую жизнь. Он и спортом занимался, ходил в секции бокса, фехтования и вольной борьбы. Но почему-то ему все быстро надоедало, спорт не стал смыслом жизни.

Гитара… Кит увлекся гитарой. Купил через посылторг семиструнку и самостоятельно принялся осваивать игру на ней. Правда, отец вначале помог - объяснил строй и показал несколько аккордов.

Кое-что, некоторые приемы игры и пару-тройку песен Кит, конечно, узнал у пацанов-сверстников. А так - в основном сам, по слуху играл и подбирал мелодии. С гитарой Кит в армию ушел, с ней вернулся. С гитарой прошли недолгие годы учебы в Полыноградском инженерно-строительном институте. Был колхоз, был полигон. А потом он спрятал свою семиструнку в дальний угол и больше никогда не брал ее в руки.

Какой-то ты непостоянный, говорил отец. Быстро тебе все надоедает. Женщину тебе уже давно постоянную иметь, вот что я тебе скажу. А то болтаешься, как… Институт бросил. Зачем ты институт бросил? Зря. Не будет с тебя толку, Никита…

"Вот и не получилось с меня никакого толку, - подумал Кит. -

Жизнь прошла без толку. Жизнь прошла мимо"

Он подошел к окну. Еще и не думало светать. Ночь. Новогодняя ночь. Ночь, когда исполняются желания.

Вдруг ему захотелось увидеть небо, увидеть, как восходит солнце.

Оно появится на востоке, взойдет из-за горизонта, перекочует в

Полыноград из тех краев, где сейчас Касатка. Кит оделся, вышел из квартиры, заперев за собой дверь, и на лифте поднялся на последний этаж. Поднимаясь, думал, что, скорей всего, ничего с его затеей не выйдет, что на крышу ему выбраться не удастся, ключей-то от чердака у него нет и маловероятно, что доступ на крышу открыт всем желающим.

Но ему повезло - в замке чердачной двери торчал ключ. Кит зачем-то прицепил его к связке домашних ключей. Авось, пригодится.

Снег валил крупными хлопьями, но к удивлению Никиты на плоской крыше многоэтажки его накопилось не очень много - ноги проваливались в мягкий белый ковер только по щиколотку. Наверное, накануне работники ЖЭУ поработали на славу. Ну да, конечно! Латышев вспомнил, что вчера вечером, когда он выходил из подъезда, отправляясь к

Лещевым, рабочие в синих телогрейках сматывали веревки, которыми по периметру был огорожен дом, а какой-то толстый мужик, наверное, ответственный работник ЖЭУ, их подгонял, мотивируя спешку тем, что

Новый год на носу, а у него еще и елка дома не установлена.