Бектас Ахметов - Чм66 или миллион лет после затмения солнца

– Это ты меня извини за резкость. Меня разозлили твои ходатаи…

Звонит какая-то женщина, интересуется, спрашивает, когда напечатаете

Ахметова? Потом дважды подрулил Фарбер. Я спрашиваю: "Давид, в чем дело? Почему уже и ты за Ахметова просишь?".

– Это дело рук моих покровителей Карашаш и Черноголовиной.

– Ну не знаю… Вообще-то ты вовремя подгадал с темой статьи.

Главному редактору звонил секретарь ЦК по промышленности, похвалил за статью.

– Юрий Романович, вас ждет моя мама.

– Думаешь, удобно?

– Еще как удобно. Она хотела с вами познакомиться, поблагодарить.

Матушка действительно хотела познакомиться с газетчиком. Для гостя приоделась в парадный домашний халат. За ее спиной улыбающиеся

Эдит Пиаф с Бирлесом.

– Ой, здравствуйте, моя хороший! Проходите. – Мама сияла радостью. – Если бы вы знали, как помогли моему сыну.

– Да ну что вы! – запротестовал Паутов.

– Нет, помогли! У сына случилась большая неприятность и неожиданно вышла статья.

Принимала матушка гостя по высшему разряду. Кроме того, что на стол выставлены казы, карта и другие казахские дела, в тот вечер ей особенно удались манты.

…Бирлес, Паутов и я ловили такси. Остановился частник на

Жигулях. За рулем аульный казачонок. Услышав адрес, везти отказался.

Я сорвался и стал пинать машину:

– Калбиты е…ные! Как я вас ненавижу! – не помня себя, я орал. -

Всех бы вас сжег, поубивал…!

– Что с тобой? – переполошился Паутов.

– Да ничего! – я пинал отъезжавшую машину и продолжал орать.

Испуганно оттаскивал меня к обочине Бирлес.

– Так нельзя про собственный народ говорить…

Нельзя? Знал бы ты почему я распсиховался! Калбит, зверек убил моего брата и ты мне еще говоришь, что можно, а что нельзя!

Почему я вышел из себя? В глубине души я отдавал себе отчет: я не смогу отомстить за Шефа. Дело даже не в том, что сейчас я побаивался как и самой встречи с Бисембаевым, так и его самого. Чтобы хоть как-то искупить предательство брата, мне необходимо убить зверька.

Убить, – а я даже не пытался, хотя сделать это было легко, выяснить где сейчас сидит этот…, создать ему у хозяина немыслимую духоту.

Чтобы стать человеком, сейчас это я понимал ясно и отчетливо, надо быть мужиком. Когда я стану мужиком и разберусь с ними?!

Разберусь ли вообще? Как бы не сложилась дальше жизнь, но во чтобы то ни стало я должен отомстить! Иначе я снова предам Шефа.

Окончательно и навсегда.

Честно говоря, вопросы перед самим собой именно так я не ставил.

Слов не было, возникло не оформленное в мысли ощущение, что если я хоть на минуту, на секунду остановлюсь и подумаю о том, что пора забыть о 27 февраля 1980 года, тогда все действительно зря и более ничего не надо.

В сущности, убить немудрено. Подготовиться, выйти из засады и всадить ему несколько раз куда надо. Вот только сподоблюсь ли я в нужный момент? Нет, не смогу. Слабак я. Это ведь только сказать легко. Вопрос не в том, что надо в нужный момент собраться и выйти из зала ожидания. Для таких, как я, убийство осуществимо только в том случае, если оно станет моей навязчивой идеей, будет час за часом овеществляться внутри меня до часа, когда кровник выйдет на свободу. Только тогда я буду готов и во всеоружии встречу зверька.

Надо ли? "Может он сам того, сдохнет там от туберкулеза? – Меня лихорадило от надежды на самотек. – Впереди еще двенадцать лет".

Теперь я понимал, почему я выпустил из поля зрения Меченого. Нет, я не собирался никого прощать из причастных к 27 февраля 1980-го. Я легко могу простить за себя, но за брата прощать нельзя. Сам себе не простишь никогда, да и сам останешься непрощенным.

Признайся себе: "На убийство, хоть и зверька, тебя не хватит".

Что теперь? Так и так от внутренних понтов толка нет. Попытайся пожить не прошлым, – настоящим.

Там посмотрим.

Председатель Павладарского Облисполкома Рысбек Мырзашев ранее работал в Тургайской области секретарем Есильского райкома партии. В ту пору Тургайским Обкомом руководил папин земляк Сакан Кусаинов.

Рысбек Мырзашевич не отказался принять меня и для начала расспросил.

– В чем проблема? – В руках председателя серебристый перьевой

"Паркер". Сам он холеный. – Твой отец атбасарскийй? Писатель?

Я кивнул.

Он нажал кнопку селектора.

– Махсут? Сейчас к тебе подойдет от меня парень… Устрой его в гостиницу, позвони на алюминиевый завод… Скажи им, чтобы не вздумали подножку ставить. Все.

Мырзашев "Паркером" начеркал на листочке фамилию и имя-отчество второго секретаря горкома.

– Возьми. Зайди к Махсуту Куликбаевичу… Он все устроит.

– Большое спасибо, Рысбек Мырзашевич.

– Спасибо не надо. Мне звонил Сакан Кусаинович. Я ему обещал помочь тебе.

Главный инженер завода Исаев по звонку из горкома поручил начальнику техотдела выдать акт приемки отчета, да заодно и подписал справку о том, что "предложения Б.А.Ахметова по использованию отходящих газов печей кальцинации в газотрубном котле-утилизаторе могут обернуться экономией финансовых затрат в размере 100 тысяч рублей". Он был согласен подписать эконмию и на миллион, но это могло показаться чересчур подозрительным. Сто тысяч на бумаге за его подписью и с гербовой печатью – искомая справка о внедрении, о которой до появления на заводе я и думать не осмеливался.

Как матушка догадалась, привычным для нее маневром в стиле нахрапа, по телефону возможно решить легко и просто мучивший меня вопрос – ума не приложу. Она мало что соображала про уважение к условностям, потому и придумала осенью прошлого года выход из моего главного тупика по типу "тебе помогут". Весь ужас немыслимого в том, что напор волевого начала и тут сломал препоны в виде требований к профессионализму, главным из которых служит наличие дарования.

То, что я делаю, и условно нельзя назвать литературой.

Литература, как бы я на нее не грешил, прежде всего – способность сочинять, придумывать жизнь. Из-за чего я и буксовал девять лет назад, не понимая, что здесь мне ловить нечего. Я не художник. Тогда кто? Вот это уже не важно. Галина Васильевна наделила меня уверенностью, что умение упорядочивать хаос в собственном сознании уже само по себе кое-что, что когда-нибудь да пригодится. Вообще, вредно к чему-то непонятно новому для тебя относиться серьезно.

Потом ведь еще не вечер.

Правильно говорила мама в августе 60-го: "Не надо бояться".

Главное оружие мамы – способность упрощать сложности, низводить их до уровня "фуй" или "фи". Ей не откажешь и в иррациональности, на которой возможно и покоится ее убежденность, что в жизни возможно все.

Все же откуда приходят решения, сама мысль, что возможно все?

Почему я удивился? Это же элементарно.