Бектас Ахметов - Чм66 или миллион лет после затмения солнца

Он взял за руку Валю, попытался приобнять.

– Мурат, не надо… – жалобно сказала Валя.

– Ну ты…что…- перешел на шепот Мурка.

– Мурат… Прошу… Не надо…

Мурка еще с минуты три помалинил и вышел из комнаты.

Что я делаю? Валя девушка Шефа и я всем телом прижимался к ней.

Впервые в жизни я ощущал нестерпимо близко женскую плоть и ни капли не думал о брате. Да я и не думал ни о чем, а всего лишь смертельно хотел познать Валю. Я прижимался к ней сзади, Валя несомненно чувствовала меня – это нельзя было не чувствовать и податливо тихо лежала на правом боку рядом со мной. Какая она мягкая…

Снова зашел Мурка и опять начал малинить.

– Валя, ну давай…

– Мурат, я тебя очень прошу… Уйди…

Спасибо Мурке. Он ушел. Вслед за ним поднялся я и вышел во двор.

На нашей стороне Шефа и Гали Клюевой не было.

Обошел детсад и обнаружил Шефа с Клюевой на скамеечке у кустарника. Они разговаривали.

– Как там?

– Нормально.

– Валя что делает?

– В детской спит.

– Проснется – ты ее не отпускай. Галку провожу и приду. Беги домой. – И повернулся к Клюевой. – Но дело не в этом…Галка, знаешь, как я рад за тебя.

– Спасибо на добром слове, Нуртас.

Пьянка близилась к завершению. На кухне целовались Вовка Амбал с

Колдуньей, по коридору бродил пьяный Мурка Мусабаев, в детской спали

Шеф с Валей. А в столовой сцепились Искандер с Джоном.

Одна из двух незнакомых девиц положила глаз на Искандера. Джон хотел с ней поторчать и выступил на Искандера.

Я подскочил к Искандеру, схватил его за ворот рубашки: "Ты…ты гад…". Искандер влепил мне по уху. Из детской выскочил Шеф.

– Что-о?!

Я ждал и сомневался в брате. Чью сторону он примет? Виноваты Джон и я. А наш старший брат всегда поступал по справедливости.

Шеф скомандовал Искандеру стоять на месте и не шевелиться. А мне приказал:

– Выпиши ему банку!

Я ударил Искандера со всей силы. Глаза его полыхнули злобой и ненавистью, а так он даже не шелохнулся. И тут Искандер сказал очередную гадость про Джона.

" Ананченко синхронно сработал на мяч…".

Шеф учил драться дворовых пацанов так: " Бить надо расслабленной рукой, всем корпусом… Лучший удар, говорил мне Кадетов, тот, после которого человек валится мешком на месте".

Шеф пожалел Искандера. Как никак друг. Он ударил его без замаха, наотмашь. Искандеру и этого сполна хватило. Оторвав ноги от пола, он поднялся и полетел по коридору спиной на кухню.

Наутро пришли родители с Доктором и Нэлей.

К обеду заявился Сатыбалды.

Доктор набросился на писателя:

– Гондон! Педераст!

– Ты что?! – переполошилась мама.

– Что! Что! Знаешь, что он на свадьбе нэлькиным теткам говорил про нас?

Писатель втянул голову. В коридор вышел Шеф

– Жай соз… – Мама суетилась перед Сатыбалды. – Ничего он не говорил.

– Мне Нэлька все рассказала…Падла…Я тебя вые…!

Шеф внимательно смотрел на писателя. У Сатыбалды забегали глаза как у соратников товарища Сталина.

– Кой дейим! – Закричала матушка. – Ничего он не говорил!

– Еще как говорил. – С кухни подошла Нэля и взяла за руку матушку. – Мама, зачем вы этого… – Она показала глазами на

Сатыбалды. – везде за собой таскаете? Он вам нужен?

– Нужен! – твердо сказала матушка.

Папа наставлял нас: "Подальше от говна – меньше вонять будет".

Наставлял нас, а сам такое говно в дом приводил, что прямо "ужас шуматоха".

Если мы и должны быть благодарны судьбе за ошибки, то среди них есть и такие, которые в ошибки ни по какому разряду не зачислишь.

Младший брат Витьки Кондрата взял за привычку покрикивать на меня. Я злился, но сладить с Сашкой не мог. Он старше, крупнее и сильнее. Потом наши браться кенты и получалось, будто младший

Кондрат одергивает меня для моей же пользы.

У подъезда на скамейке Пельмень. Я присел рядом. Подошел Сашка

Кондрат.

Я рассказывал Пельменю о том, что произошло вчера ночью между мной и Валей.

"Мы лежали вместе…Она не сопротивлялась и я с ней делал все, кроме этого…Что со мной было…!". – Рассказывал я с чувством и вновь, словно во сне, переносился в минувшую ночь.

– Какое у нее тело…! Я упирался в нее и еще чуть-чуть и все было бы, но тут в комнату зашел…

– Иди врать! – зло крикнул Сашка Кондрат. Крикнул и отмахнулся.

Ему – то какое дело – вру я или нет.

– Не вру я…! – заорал я.

Мерзавец теперь еще и рот затыкает.

– Рассказывай дальше… – попросил Пельмень

– Ты слушай его больше! – еще пуще разозлился младший Кондрат. -

Нагло врет…

Я тоже разозлился. Да кто он такой?!

– Сволочь ты! И все вы сволочи! Правильно, что твой брат сидит в тюрьме! Мало ему…

Я что-то еще говорил в том же духе и Сашка обмяк.

– Я, я… Это ты… – Искажаясь лицом, младший Кондрат судорожно глотал воздух и рыдал без слез.- Ты что…?

Невысказанная боль за брата проступила на преображенном страданиями лице Сашки. Вот он какой…младший Кондрат…Я то думал, что он обыкновенный дурак.

– Я скажу Нуртасу…Он тебе сделает за моего Витьку…Он язык твой поганый вырвет…- Сашка содрогался. Ему по прежнему не хватало воздуха.

В эти минуты я не до конца понимал, что натворил. Хотя, думаю, что если бы даже и понимал, то вряд ли бы пожалел о сказанном. Мне важно было поставить на место Сашку Кондрата. Так или иначе, но

Сашка меня сильно удивил.

Шеф профукал зимнюю сессию и вторично взял академический. Ранения головы позволяли сколь угодно долго брать академический. Джон перевелся в вечернюю школу. Туда ему можно было не ходить. Джон и не ходил. Директором школы была Шарбану, которой мама наказала сделать

Джону аттестат.

Нелегко представить родственника за серьезным занятием. При том, что Шарбану в жизни интересовали только деньги, преподавала тетушка вечерникам астрономию и географию.

Муж Шарбану Казай тоже педагог и работал директором казахской школы-интерната. У Шарбанки с Казаем четверо детей – Талап, Серик,

Гульнара и Арыстан.

Ситка звал Шарбану Шарбанкой, Доктор нарек родную тетушку крысой.

Старшие сыновья Шарбану Талап с Сериком пацанята нормальные, Арыстан еще не слезал с горшка, но со временем именно ему суждено было превратиться в самого говнистого из всех моих двоюродных братьев.

Шарбану в Алма-Ате освоилась и быстро вошла во вкус городской жизни.

Через приятеля дяди Бори папа с мамой выхлопотали согым на зиму.

Лошадь была хорошая – казы в пять пальцев. Дядя Боря позвонил из

Москвы и повелел маме половину лошади отдать Шарбанке. Еще чего? С какой стати она будет делиться? Мама послала брата.

Дядя Боря обиделся на родителей. Шарбану при этом маме только раз заикнулась о мясе и тут же прикусила язык – мама пообещала ей вместо согыма устроить небольшой но навсегда "аузын жап". Шарбану пошла другим путем. Она звонила в Москву брату и жаловалась на старшую сестру.