Бектас Ахметов - Чм66 или миллион лет после затмения солнца

Я сидел в автобусе с туркменами. "Сейчас я уеду из "Орленка", – разговаривал я сам с собой, – На кого мне обижаться, чтобы так уезжать?".

У автобусов пели прощальную песню "Орленка" вожатые

Милые орлята,

Вспоминайте нас…

Тоска, она хоть и приглушенная, но все равно тоска. "А ведь я больше сюда никогда не вернусь…". – поразился я собственной дурости. Что я наделал?

На море мутной волной играла штормовая погода. Положив друг дружке руки на плечи, навзрыд плакали девчонки. "Все могло обернуться по другому…- пытаясь отгородиться от происходившего вокруг автобусов, я шел по второму кругу терзаний. – Могло ли?".

Догадка о том, что я самый жалкий, самый несчастный человек на свете пронзила меня настолько глубоко, что даже если бы я и захотел заплакать, то не смог бы это сделать. Ни сил да и желания разрядиться на конденсатор не было тоже. Надо поскорее убираться отсюда. "Скорее… – упрашивал я про себя водителя заводить мотор -

Я спешу все забыть".

"Рано или поздно, под старость или в расцвете лет, Несбывшееся зовет нас, и мы оглядываемся, стараясь понять, откуда прилетел зов". В голову лезла разная дребедень. В чем я виноват? Туркмены громко разговаривали, спрашивали меня о чем-то, спорили между собой, вставали с мест, выходили из автобуса.

Донесся нарастающий, с уркающими перебивами, рокот. С фырканием, изрыгаясь перегретыми выхлопами, со стоянки выруливал очередной автобус с отъезжающими на Туапсе. Минута-другая – поедем и мы. Что ж, поедем…Только поскорей. Опустив голову, я ждал… Как вдруг показалось…Да, мне показалось, что кто-то трогает мое за плечо. Не показалось. За плечо меня трогал Деляковский.

– Тебя зовут…

Я поднял голову. Посмотрев в окно, я одно-два мгновения не соображал. Почудилось, что автобус качнулся, дрогнул. С ног до головы меня окатило жаркой волной. Держись брат, крепче, ибо автобус продолжал стоять на месте, не качался и не дрожал. Заштормило меня самого. Нет и еще раз нет! Быть такого никогда и ни за что не может и в самом сладостном сне! Во мне забурлила, заклокотала и взорвалась, разлетевшись на миллиарды осколков, безумная чаша вулкана стадиона "Маракана".

Я задыхался.

Напротив, в метре от автобусного окна стояла Таня Власенкова.

Сквозь шум прилетело ветром будничное:

– Я пришла попрощаться…

Я оглоушенно смотрел на Таню, и не понимал, о чем она говорит.

Слова Тани Власенковой долетали туманными обрывками. Надо бы выйти из автобуса. Но я… растерялся, размяк и потек. Что было сил и воли, я попытался сдержаться, не выдать себя и раскрыв пошире глаза, попробовал сморгнуть.

Не вышло.

Таня все видела, и, наклонив голову в бок, смотрела на меня с прищуром, в глазах ее читалось удивление, смешанное с нарастающим беспокойством.

Автобус медленно разворачивался. В переливавшихся фиолетовыми зайчиками, штормовых волнах пылало темным огнем прощальное Солнце

"Орленка". Таня стояла в центре толпы провожающих. Вожатые с пионерами и пионерками махали вслед уходившему на Туапсе автобусу.

Махнула ли рукой на прощание Таня? Этого я не помню.

Автобус окончательно развернулся и неторопливо катил мимо корпусов "Звездного" и "Стремительного", а я раскрыв глаза во всю возможную ширь, говорил себе: "Успокойся… Все потом… Все хорошо…".

На вокзале нас провожала Валя. Вагон тронулся, Валя медленно уплывала вместе с перроном от меня. Я высунулся в окно и крикнул:

– Валя, это сделал не я.

Вожатая кивнула.

– А я знаю.

Подошла Ира Павлова.

– Знаешь, что просила передать тебе Зоя? – спросила Ира и сказала. – Ты, сказала Зоя, ничего ему не говори, а подойди и стукни по плечу и скажи: "Хороший ты парень, Бектас".

По двору шел студент второго курса архитектурного факультета политеха Костя Дайнеко, брат девушки Омира.

– Костя, ты что не здороваешься? – крикнул я.

Дайнеко даже не обернулся.

– Совсем оборзел пацан. – сокрушенно заметил Бика.

Это точно. Мальчонки вырастают и начинают борзеть. Бика, Омир и я сидели в беседке цековского двора. Что наглеет Костя это нехорошо.

Он хоть и старше, но прежде никогда не забывал поприветствовать. Да и вообще парень хоть и здоровый, но выросший в тепличных условиях.

Такому спуск дашь, с остальных тогда какой спрос?

Костя подошел к спуску в подъездную яму, а я как раз баловался с алюминиевыми пульками.

– Сейчас поздоровкается. – сказал я и отпустил резинку, привязанную к указательному и среднему пальцам.

Есть. Попал. Костя обернулся и что-то сказал.

– Что он сказал?

– Ты что глухой? – Бика усмехнулся. – Он сказал: "Гаденыш".

– Стой! – я выскочил из беседки.

– Стою. – Костя ждал меня.

Бика и я подбежали к Дайнеко. Омир за нами.

– Прошу вас. Не трогайте его…- Омир суетился между нами.

Первым Дайнеко ударил я, за мной Бика. И понеслась. Костя спортсмен, но, как и я никудышний в драке, – ни разу ни в кого из нас не попал. Омир схватил за руку Бику: "Я прошу..". Левым диагональным крюком Бика вогнал Омира в распахнутый подъезд.

В крови, в разорванной до пояса рубашке Костя Дайнеко пошел домой. Что ему стоило поздороваться? Так нет же, полез в бутылку и испортил себе настроение.

Драки после уроков стали хорошим подспорьем в проведении активного досуга десятого "Е" класса.

Женька Ткач прыгнул на Аймуканчика. За него впрягся Боря

Степанов. В драке – двое на одного – Ткач навалял обоим. Возникла проблема справедливого наказания. Крохотный Аймуканчик для класса был Мамочкой из Республики ШКИД, трогать которого не моги. С Ткача имели еще и Сипр с Нохчей – Валеркой Местоевым. Их то и решено было придать с флангов на усиление сдвоенного центра Степанов – Аймуканчик.

Ткач подошел к Бике.

– Против четверых я драться не буду.

Бика захихикал.

– Куда ты денешься? – Похлопал Женьку по плечу и подмигнул – Зато они все четверо будут.

– Бика, не надо… – Женька непонятно почему потерял веру в себя.

– Я бы на твоем месте радовался. – Бика поигрывал плечами. – Тебе драться против четверых. – И снова хихикнул. – Я завидую тебе.

Завидовать было нечему. Степанов, Сипр, Нохча и Аймуканчик товарнули Ткача по всей форме. Женька уползал от стервятников на карачках.

…Андрей Георгиевич уже не классный руководитель. По-прежнему он ведет у нас математику, но ко мне Андрюша поостыл. К доске вызывать не вызывает, оценки ставит за просто так, но все равно уже не то.

Классное руководство сдал он физику Василию Макаровичу, который и сместил меня из старост.

Зимой из Москвы возвратились Сабдыкеевы. Дядю Борю назначили на ту же должность заместителя, теперь уже первого, управляющего Госбанка.

Им дали четырехкомнатную квартиру в том же доме, где жил Алим