Бектас Ахметов - Чм66 или миллион лет после затмения солнца

"Но дело не в этом". Дело не в чехословаках, вновь поднявших в нашем тылу белогвардейский мятеж, и не в Советах. И дело было даже, если оно так, даже и не в Третьей мировой войне. События в

Чехословакии, как я тогда смутно ощущал, грозили, не на словах, а в реальности, крушением нравственного миропорядка, который, если вдуматься, был гораздо важнее памяти о сталинском терроре, о фашизме, атомной войны и прочего, что было, по сути, в сравнении с крушением мира внутри человека – лирикой текущего дня.

Что в истинности представлял собой на то время нравственный миропорядок? Это то, о чем спорил и говорил Сергей из фильма "Мне двадцать лет". Он говорил об идеалах социализма и замечал при этом, что идеалы социализма для него не слова, а то, чем жил и будет жить всегда.

Это, если хотите, верность клятве, знамени.

Что такое мир внутри нас? В первую голову – это наше представление о добре и справедливости. Это приблизительно то, за утрату чего Остап Бендер запросил миллион. Нам вновь было за что воевать. Пусть даже ценой отправки мира в небытие. "Есть вещи поважнее мира". Это не наши слова, но это истинная правда.

Сложившееся послевоенное статус-кво по факту представлял собой некий мировой баланс добра и зла, ценой посягательства на который непременно должна была стать Третья мировая война, Складывалось впечатление, что Штаты это хорошо понимали и внутренне не желали ухода ЧССР из лагеря социализма, почему и воздерживались от активного вмешательства в развитие событий в Чехословакии. Как будет так и будет. А пока подождем. В события вмешивалась Европа, мировому сообществу сильно мешала разглядеть подлинное содержание кризиса позиция руководства двух главных Коммунистических партий капиталистической Европы – Франции и Италии.

А что чехи со словаками? Они знали, чем могло все кончиться, но вели себя настоящими хорьками. Хорек знает, что ему не придется ни за что отвечать, потому и наглеет.

Коротя занес новый анекдот.

"У армянского радио спрашивают:

– Как навести порядок в Чехословакии?

Ответ:

– Дуба убрать – ЧК оставить".

Переговоры в Чиерне над Тисой и в Братиславе проходили трудно.

Они заронили кое-какие подозрения и надежды… Но… "Путь наш во мраке…".

События в Чехословакии объяли меня целиком и полностью.

Спустя три недели после игры в Трнаве случилось то, чего я боялся весной 67-го.

Пришло письмо от Доктора из Карсакпая.

"…Исчез Джон. Искал его я неделю, пока не нашел в больнице

Джезказгана.

Мама, соберись с силами. Наш Жантас заболел. Заболел серьезно. В справке записано "шизофрения".

В тот же день я отправил письмо в Карсакпай. Через неделю получил ответ.

"Бек! Ты пишешь, что во всем виноват я и при этом не выбираешь слов. Письмо меня расстроило. Знаешь, братишка, прежде чем бросаться словами, надо хоть немного думать. Остынь. Приеду с Джоном, расскажу".

Доктор привез Джона ночным поездом. Шизофрения или может что-то еще другое обуяло Джона, только дурил он по-настоящему. Вызвали спецбригаду и третье отделение Республиканской психбольницы пополнилось еще одним Ахметовым.

"Том бе ле не же…".

Когда я вспоминаю Иришу Дайнеко, то с веток алма-атинских карагачей на меня осыпается снег января 1968-го.

У Омира день рождения 6-го января. На столе вино, яблоки, сигареты. В кресле сидит Ириша, по комнате невидимо-неслышно кружит снег. "Том бе ле не же…". Поет Сальваторе Адамо.

Я недооценивал Омира. Ириша – девушка грез и действительности. Я смотрел на нее и понимал, почему Омир, даже тормознувшись на второй год в восьмом классе, не мог забыть ее.

"Падает снег…". "Том бе ле не же…". У Ириши лучистые глаза и от нее исходит мягкая чувственность. Тихоня вкрадчиво улыбалась одними глазами и еле слышно смеялась.

Знает ли она, что мы с Бикой оттучкали ее брата?

– Я прошу вас подумать над тем, кто, по-вашему, герой нашего времени?- Лилия Петровна держала в руке средней толщины книжицу.

Глаза ее блестели.

Поднял руку Кеша Шамгунов.

– Лилия Петровна, а кто такой вообще герой нашего времени? И почему мы должны верить Лермонтову, что Печорин герой его времени?

Лилия Петровна положила книжку поверх классного журнала, и склонив голову к плечу, прошлась между рядов. Вернулась к столу, пружинно выпрямилась.

– Шамгунов, вы никогда не задумывались, почему нам интересна та или иная книга?

Кеша поднял голову к потолку.

– Как-то не думал.

Лилия Петровна вновь, теперь уже неторопливо, пошла между рядов.

– Всем нам интересны только те книги, где мы узнаем себя. – Она обернулась. – Шамгунов, вы не ловили себя на таком ощущении?

Кеша оглянулся на Бику. Халелов показывал Кеше знак: тяни, сколько можешь, время.

– Кажется, ловил.

– Садитесь. – она повернулась ко мне. – Вы не хотите что-нибудь сказать?

Я поднялся. Сказать мне было нечего, но говорить что-то надо.

– Я думаю так, что героя нашего времени не существует. Литература не арифметика и не должна вычислять среднеарифметического человека.

А если говорить о Печорине, то мне он не интересен.

– Почему? – Лилия Петровна остановилась.

– Понимаете, Печорин все время занят исключительно и только собой. Все другие персонажи существуют только для обслуживания его прихотей.

– Вы так думаете?

– Да.

– Хорошо… Почему тогда Печорин постоянно занят собой?

– Что-то ищет.

– Правильно. Но от добра добра не ищут. Правильно? У Печорина благополучная жизнь. Но он все равно не в себе. От чего?

– Не доволен собой. – Я не знал другого ответа.

– Вот видите…- Лилия Петровна строго посмотрела на Бику. Мой друг перестал гримасничать. Она вновь повернулась ко мне.

– Как вы думаете, недовольный собой человек достоин любопытства?

Вот уж не знаю.

– Как вам сказать…- Я задумался. – Может, если…- Я поправился. – Все зависит от того, на что направлено его недовольство.

– Вы на правильном пути. – Лилия Петровна подняла со стола книжечку, показала обложку.- Самое главное это то, что происходит с нами внутри. Я не случайно принесла сегодня Сэлинджера и заговорила о герое нашего времени. Главный персонаж романа "Над пропастью во ржи" показался близким мне человеком. Подросток недоволен собой и занят поисками счастья…

Счастье. Несколько лет назад я не допускал возможности быть в

Америке счастливым человеком. Страна "багровых туч" и непролазной тьмы. Американцы непонятно для чего родились. Они не живут, а выживают. Какой надобности ради – непостижимо. Из Америки притопал к нам комплекс неполноценности. Комплекс, что свел Джона с ума.

Значит ли это, что сумашествие – освобождение от комплекса?

Идиотская мысль. Все равно что шизофрения.