Феликс Рахлин - Грудь четвертого человека

"гражданки". Но офицер, как солдаты во времена императора Николая

Палкина, был навек прикован к своей военной тачке. Жена его (если была) особенно остро ощущала и переживала тяготы существования в гарнизонной глуши. Изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год одни и те же лица, одни и те же проблемы с рабочими местами, одно и то же и едва ли не единственное культурное развлечение: кино в гарнизонном клубе – чаще всего в солдатской "Клуб-столовой", где вечно пахнет горелой кашей, кирзовыми сапогами и задубевшим мужским потом, а во время сеанса то и дело в темноте раздаются от входных дверей в самую неподходящую, напряженную минуту развития киносюжета, зычные, грубые выкрики: "Старщий лейтенант Зотов – на выход!",

"Дежурный по части – срочно явиться в штаб зенитного полка!"

От скуки и однообразия жизни офицеры и их жены буквально дурели.

Домашние вечеринки, как и вылазки на природу, на охоту, на рыбалку, сопровождались обильными возлияниями. Неизбежно вспыхивали и гасли летучие романы, не обходившиеся, понятно, без сцен ревности и без мордобоя. Отношения между полами порой принимали форму первобытного промискуитета (это когда живут "все со всеми"…). Мне известна доподлинно такая история. Старший лейтенант Л. и капитан П. дружили семьями, их жены были между собой закадычнейшими подругами. Правда, детей ни у той, ни у другой пары пока что не завелось. Вот однажды

Л. говорит своему другу П.:

– Слышь, Серега, что-то скучно… Надо бы для разнообразия что-нибудь придумать позаковыристее… Но – что???

– Ты знаешь, Леха, есть у меня мыслишка: а давай бабами поменяемся!?

– Вот молоток! Здорово придумал! У тебя не голова, а Дом Советов!

А когда?

– Да хоть сегодня. Поговори со своей Ленкой, а я – с Жанкой!

И что б вы думали? Обе боевые подруги пришли в восторг, и тем же вечером Лена Л. перебралась к капитану П., а Жанна П. – к старлейту

Л. Пожили так недельки две или три, опять стало скучно – тогда восстановили status quo..

Историю эту рассказал мне сам Сергей П. в присутствии своего друга Алексея Л.

И оба при этом заливались счастливым смехом.

Вот вам третья история из того же тематического ряда.

Еще когда командиром нашего взвода разведки был лейтенант

Андрусенко, к нам прибыл второй офицер. Два офицера в одном маленьком штабном взводе – для мирного времени случай редкий. Однако в составе нашего подразделения был локатор, командовать им и назначили новенького.

Командовать? Вот этого новоприбывший как раз и не умел! Лейтенант

Решетняк был на удивление невоенным человеком. В один из первых дней по прибытии в полк ему поручили провести со взводом занятие по строевой подготовке.

– Равняйсь, – тихо и буднично попросил нас лейтенант со смущенной улыбкой на простецкой курносой физиономии деревенского пастушка. И еще сильнее стесняясь, словно бы даже извиняясь перед солдатами за причиняемое им беспокойство, добавил: – Сми-рно…

Это слово, которое в армии звучит чаще и повелительнее, чем

"Но!!!" и "Тпру!!!" в устах извозчика, он произнес с таким выражением, как если бы собирался сказать: "Приветик, мальчуганы…".

Мы развеселились. Занятие было, фактически, сорвано. Лейтенанта это нисколько не смутило. Да, он оказался никудышним строевиком, а еще хуже – физкультурником: не умел не только показать солдатам, как выполняется "переворот в упор" на перекладине, но даже и подтянуться на ней не мог. Решетняк оказался типично, классически штатным человеком. Зато материальную часть локатора и всю работу на нем знал, как бог!

Придерживаясь в общении с ним устава, мы, тем не менее, чувствовали себя с ним как равные и задавали прямые вопросы.

Непонятно было, как и почему такой сугубо штатский человек оказался в армейских кадрах, да еще и офицером.

– А меня в армию продали родители, – со всегдашней своей смущенной улыбкой объяснил капитан.

– ???

– Да, продали, – беззлобно, но убежденно повторил он. – Они меня сначала отдали в подготовительное училище. Ну, в спецшколу военную, после седьмого класса. И подписали обязательство: если не поступлю после десятилетки в нормальное военное училище, то родители внесут деньги, потраченные на мое питание и обмундирование за три года. Я спецшколу окончил, а на офицера учиться не хотел. Мои родители – колхозники под Полтавой. Деньги-то у них, положим, есть, но возвращать стало жалко. Вот и пришлось в радиотехническое военное училище поступать. Я по всем предметам учился на "пятерки", а вот

"физо" и строевая – это для меня гроб с музыкой. Не даются. Врач сказал – это врожденная связанность движений…

Стало понятно, почему командование нашло для свежеиспеченного офицера такую тихую заводь, такой служебный тупичок, как морально устаревшая, подлежащая списанию "малая обнаружительная станция" – радиолокатор МОСТ-2. Демобилизовать Решетняка по тем временам было еще невозможно (уверен, что вскоре, при первом сокращении армии на хрущевские миллион двести тысяч человек, он в эту цифру вошел среди первых!).

И этот-то увалень, будучи еще курсантом, преуспел на "личном фронте": сумел во время каких-то танцулек пленить сердце девочки-девятиклассницы! Они сошлись всерьез, вскоре она забеременела, и он на ней женился. Потом уехал по назначению на

Дальний Восток. Через некоторое время она, будучи уже на сносях, прибыла к мужу в наше Чернятино.

Позже в медсанбате мне рассказывал лежавший рядом со мною, койка к койке, рядовой нашего полка Самигуллин. Этот татарин, как и я, маялся фурункулезом, только в еще более серьезной форме. Лежа под капельницей, он очень забавно рассказывал, как на его глазах в гарнизон прибыла молодая "Решетнячка":

– Я стоял караульный пост возле гарнизонные ворота. Зима был, я – в тулуп. Вот подходит автобус. Оттуда вылазит молодой девушка с большим сумкам-чемоданам, а живот – еще больший. Автобус уехал, она ко мне подходил и спрашивал: "Дядинка-дядинка, а где тут живет лейтенант Решетняк?"

"Дяденька" Самигуллин показал молодушке дорогу к штабу…

Вскоре она родила, а еще спустя некоторое время пополз по гарнизону глумливый слушок: молодая жена изменяет лейтенанту направо-налево со всеми подряд. Называли сержантов учебного батальона, которые бегают к ней поочередно, пока Решетняк на службе.

Над рогоносцем стали жестоко потешаться. Я сам слышал и наблюдал, как из солдатского строя, проходившего мимо лейтенанта, послышался веселый голос:

– Решетняк! Беги скорее домой: там твою жену…!

Но молодой муж отнесся к этому сообщению на редкость равнодушно: ничуть не смутился, не смешался, не замедлил шаг – вообще никак не отреагировал на выходку.

Я лежал в медсанбате вторично, когда он привез жену на консультацию к одному из врачей, по совместительству выполнявшему обязанности гинеколога. Здесь, в медсанбате, офицерские жены и рожали – а где бы еще им это делать?! Почему-то слух о вольном поведении "Решетнячки" достиг и этого лечебного учреждения – помню, что там зубоскалили на этот счет… Лейтенант, мол, привез женку на аборт, а от кого она понесла – ему неважно…