Феликс Рахлин - Грудь четвертого человека

Новые, оттепельные веяния, сменившие в армии (после коварного смещения Хрущевым боевого маршала Жукова) острый приступ строевой муштры, привели к очередному перегибу: бездумному смягчению дисциплинарной практики, чрезмерному росту увещевательных тенденций в воспитании личного состава. И такой насквозь военный город, как

Днепропетровск, был лишен не только своей гауптвахты. но даже комендатуры!

Это был особняк в самом центре города, выходивший, если память мне не изменяет, одной стеной прямо в центральный городской парк.

Внутри была широкая глухая, без окон, прихожая, в которую с разных сторон выходили двери комнат, отданных теперь семьям военных. В этом помещении во всю его длину установили столы, накрыли их всяческой снедью, частью купленной на полученные нами деньги, частью предоставленной старшиной-поваром из его собственных (читай – ворованных) запасов. Ну, и, конечно, среди еды там и сям возвышались бутылки с горячительными напитками – преимущественно, водкой. Мы пришли, дружно уселись за стол и немедленно напились – каждый в меру своих вкусов, привычек, наклонностей и стойкости. Один из пьющих, лейтенант Сасин, – тот, под чьим фактическим руководством совершался описанный выше рейд бронетранспортера по колхозным тылам – был жителем Днепропетровска, работал на одном из предприятий и на сборы, в отличие от нас, из дому прибыл трамваем или даже пришел пешком.

Семья его ютилась в маленьком домишке недалеко отсюда и нуждалась в улучшении и расширении жилища. Мы все с пирушки разошлись кто куда

(большинство просто ушло в палатки и улеглось спать), а худой и резвый Сасин, алкаш со стажем, очень похожий лицом и фигурой на киноактера Олега Даля, разгоряченный выпитым, побежал к обкому партии и стал проситься немедленно на прием к первому секретарю, члену ЦК КПСС товарищу Гаевому, твердо решив сегодня же добиться у него предоставления новой квартиры. Был поздний вечер, милиционер, естественно, не пустил в обком пьяного человека в солдатской форме с лейтенантскими погонами и золотистым эллипсом офицерской кокарды на солдатской пилотке. Но лейтенант Сасин стал ломиться в дверь и – уж не знаю чем – разбил толстое литое дверное стекло. Случись такое раньше, до расформирования комендатуры – милиционер вызвал бы комендантский патруль, и дебошира водворили бы в камеру комендантской "губы". Но теперь ни комендатуры. ни патрулей, ни

"губы" в городе не было, а задерживать военнослужащих, вступать с ними в конфронтацию сотрудникам милиции было строго воспрещено.

Поэтому, насвинячив у входа в обком, лейтенант Сасин бежал с поля боя домой – в маленький домик одноэтажного района Днепропетровска.

Между тем, благодаря нашей "особой" форме одежды, милицейскому посту, охранявшему обком партии, не стоило труда установить, что хулиган в настоящее время проходит здесь же, в родном

Днепропетровске, военный сбор. Позвонили начальнику сборов, подполковнику Садчикову, который тут же провел расследование и без труда установил личность ханыги.

Для подполковника, кадрового, прошедшего войну фронтовика, командование нашим сбором было последней страницей его военной карьеры. Уже пошел по инстанциям приказ о его увольнении в запас или отставку, и боевой офицер только о том и мечтал, чтобы благополучно, без особых ЧП, уйти на покой в полковничьем звании и с соответствующей полковничьей пенсией. Учиненный Сасиным дебош грозил ему прискорбными осложнениями, и группа наших неформальных лидеров

(такие всегда выявляются в любом, даже временном, коллективе) решила принять свои меры, чтобы, поелику возможно, притушить могущий разразиться скандал. Для этого попросили у Садчикова грузовик, поехали (человека два-три) к Сасину на квартиру. вынули его из постели, погрузили в кузов, предварительно связав, отвезли в пригородный лес, там окончательно протрезвили молодца, а потом хорошенько его отлупили. После чего отвезли к начальнику сборов и велели просить прощения. Присмиревший Сасин покорно подчинился диктату.

По старинке полагалось бы теперь его посадить суток на пять-десять. Но – куда?! В городе гауптвахты не было, она была, самая близкая, в Киеве, но чтобы его туда водворить, надо было везти арестованного пароходом, снаряжать сопровождающего, выписывать командировочные… В результате начальство плюнуло на всю эту историю. а уж как оправдалось перед товарищем Гаевым – право, не знаю…

Разумеется, вскоре и комендатуры, и практика внутренних арестов были в армии восстановлены и, должно быть, существуют там, на просторах СНГ, до сих пор.

По воскресеньям, когда занятий на сборах не было, мы переодевались в припрятанное в палатках гражданское платье и шли гулять по городу, как бы возвращались на несколько часов к обычной, не военной, жизни. В первый раз, прогуливаясь в одиночку по главной улице города (кажется, проспекту Маркса), встретил нашего же, со сборов, человека, тоже интеллигента-одиночку, и мы стали бродить вместе. Зашли в кафетерий, который был устроен на новомодный западный манер: вдоль стойки, за которой орудовал бармен, стояли высокие круглые стульчики на одной ножке… Мы забрались на них, поджали ноги и стали думать, что бы заказать. Сошлись на кофе с коньяком – такого ни он, ни я еще не пробовали, а только читали в книжках западных авторов. Бармен налил в наши стаканы на донышко по чуточке коньяка. потом заполнил их черным холодным кофе, мы с удовольствием выпили, уплатили достаточно высокую цену и продолжили нашу прогулку.

Вечером в палатке каждый "отчитывался" о проведенном дне. Дошла очередь до меня. Рассказом о кофе с коньяком заинтересовался мой сосед по койке Витька Жогов.

– А сколько же там кофе и сколько – коньяка? – спросил он.

– Коньяка – 15 граммов на стакан кофе, – ответил я.

– Пятнадцать грамм?! – с явным пренебрежением воскликнул Жогов. -

И сколько же вы заплатили за все?

– По 13 рублей…

– Что??? – В голосе завзятого выпивохи зазвучало нескрываемое презрение и негодование. – И это всего за пятнадцать грамм коньяка?

Да вы же могли на эти деньги хлопнуть по четвертушке водки!!!

Он долго не мог успокоиться – и в течение всех оставшихся дней так и не простил мне этой моей бездарной траты…

Еще одно воспоминание светлой звездочкой горит в моей памяти.

Однажды в воскресенье, гуляя по городу, я вышел к городскому автовокзалу. который тогда находился напротив вокзала железнодорожного. Моя семья: жена, маленький сын и теща – находились в это время на даче, которую снимали в селе Белики, Полтавской области, у станции Лещиновка. Читая от нечего делать расписание автобусов, я вдруг увидел такой маршрут: "Днепропетровск -