Владимир Царицын - Дерево Серафимы

– Тогда давай просто погуляем, – совершенно не обиделась она.

От того, что моя горячность напоролась на ее спокойствие, я слегка притух.

– А этот? – я кивнул в сторону скучающего бородача. Тот косо перехватил мой взгляд, затряс бородой и, обнажив в улыбке все тридцать два крупных, как у коня зуба, что-то промурлыкал.

– Его зовут Джон, – сообщила мне Серафима. – Я сейчас.

Оставив меня, она подошла к Джону, что-то сказала ему, и он, еще активней затряс бородой, твердя: "окей, окей" и бросая на меня радостные и, одновременно заинтересованные взгляды. Потом он ушел к троллейбусной остановке, еще раз на прощание радостно кивнув мне и промурлыкав по-кошачьи. Я тоже кивнул ему в ответ, но молча и не особенно дружелюбно.

– Я сказала, что встретила своего школьного товарища, и отправила

Джона в гостиницу, – сказала Сима вернувшись.

– Твой муж? – спросил я.

– Коллега. Кинооператор. Ну что, пошли?

– Пошли… Кино снимаете?

– Можно и так сказать. Джон – кинооператор и член экспедиции на

Курилы. Мы в Новосибирске проездом. Вообще-то, даже случайно оказались. Должны были до Челябинска без посадки лететь, но что-то с самолетом случилось и нас в Толмачах посадили. Я этой ситуацией воспользовалась и решила денек в родном городе провести. Все остальные полетели в Москву, а я осталась.

– А Джон по совместительству твой охранник? Телохранитель?

Хранитель тела, так сказать?

– К моему телу он доступа не имеет, – усмехнулась Сима. – Ведь тебя именно это интересует?

Я промолчал и закурил новую сигарету.

– Ты много куришь, – заметила Серафима.

Я пожал плечами:

– Это я от волнения. А так – мало курю. Одну-две за день. Пачки.

– Джон изъявил желание увидеть самый крупный город Сибири. Он

Красноярск и Иркутск видел, а Новосибирск никогда. – Сима зачем-то решила объяснить мне присутствие рядом с ней толстопузого бородача кинооператора. Могла бы и не объяснять. Мне было почти наплевать.

Почти…

– И как же он теперь? – участливо и слегка ехидно спросил я.

– Что? – не поняла Серафима.

– Он же без гида остался. Ну, Джон этот твой. Кто ему теперь о столице Сибири расскажет и покажет?

– Мы со вчерашнего утра здесь. Вчера весь день по центру бродили.

Знаешь?..

– Нет, не знаю, – поспешил я с ответом.

– …Я знала, что тебя увижу.

– Откуда?

– Чувствовала. Нет, правда. Вчера в Первомайский сквер только зашла, сразу воспоминания нахлынули. Я как дура в каждого прохожего мужчину всматривалась, думала ты идешь.

– Пойдем? – спросил я. – В наш любимый сквер?

– Пошли! – радостно согласилась Сима.

– Только кафе-мороженого там больше нет.

Когда мы подошли к бюсту Покрышкина, она неожиданно спросила, пристально посмотрев мне в глаза:

– Ты женат?

– Холост, – честно ответил я.

Я не стал вдаваться в подробности, не стал говорить, что во второй раз развелся всего лишь месяц назад. Хотел задать ей аналогичный вопрос: "а ты?", но не задал. А сама она не стала говорить, сказала мне об этом позже, в тот момент она задумчиво произнесла, скорее себе, чем мне:

– А впрочем, какая разница?

Теперь я думаю, что именно в тот момент она решила, что эту ночь проведет со мной.

Женька! Я люблю тебя! Я уехала, но моя душа осталась с тобой. Женька, любимый…

Любимый… Мы не говорили о любви в день нашей встречи. Не было сказано ни одного слова про любовь. Только страсть.

Мы обошли площадь Ленина и, войдя в сквер, без лишних слов стали целоваться.

– Как вкусно целоваться на улице, – сказала Сима, оторвавшись от моих губ. – Давненько я вот так… не сходила с ума.

– А помнишь, как я здесь учил тебя целоваться?

– Ты? Учил? Тоже мне, учитель нашелся! Ты и сам тогда не умел.

– А ты стала другой, – заметил я. – Раскованной что ли…

– Ты живешь один? – Я увидал чертика в ее глазах.

– Один, но… у меня в квартире ремонт полным ходом.

– Едем в гостиницу?

– У меня имеется предложение получше.

– Интересно его выслушать.

– Ты помнишь Борьку Тубарова? Из нашего класса.

– Борьку? Это такой светленький? Только не такой светлый как ты, немного с рыжинкой. Худой и кудрявый?

– Кудрявый. Только теперь в нем килограммов сто с хвостиком.

– Помню. Но не могу представить себе его толстым. И что с ним?

– С ним все в порядке. Просто он сегодня уезжает к Черному морю.

Борька живет один, он недавно развелся, так что – квартира совершенно свободна. – Я посмотрел на часы. – Сейчас мы с тобой, не спеша, прогуляемся до вокзала и возьмем у Борьки ключ от квартиры, он, кстати, живет недалеко от вокзала, на Челюскинцев. По пути зарулим в гастроном, купим чего-нибудь закусить и выпить.

– Так вот ты куда собирался ее вести, – догадалась Сима.

– Кого ее? – сделал я невинное лицо.

– Ту, которую ждал в аллейке.

– Я никого не ждал. А впрочем, – я повторил Симины слова, – какая разница?

– Ты прав. Мне нет дела до твоих любовниц. Если сегодня ты предпочел меня ей, значит, я еще кое-чего стою.

– Еще как стоишь! Ты стоишь всех женщин Новосибирска.

– Хорошо, что только Новосибирска, – усмехнулась Сима. – Если бы ты сказал – всех женщин мира – я бы тебе не поверила… Ну ладно, пошли. Мне сегодня страшно везет, еще одного однокашника встречу.

Однокашника! Мне не понравилось, что Сима назвала меня всего лишь однокашником. Пройдет много лет, и точно так же, однокашницей я назову Ленку Селезневу. Она обидится. А я тогда не обиделся на Симу и особенного значения этому слову не придал, просто оно мне не понравилось. Но я только отметил этот факт и тут же забыл о нем. В мыслях у меня в те минуты было только одно – затащить в постель, да поскорее эту иностранку, которая когда-то давно в детстве носила тугую косичку, сложенную в каральку и которую я любил. Тогда, в детстве… Потом уже, когда Сима улетела в свою Америку, и я понял, что впервые по-настоящему люблю эту женщину, я вспомнил

"однокашника" и мне стало обидно. Выходило, Сима случайно встретилась со своим школьным приятелем, потрахалась с ним в чужой квартире и укатила, совершенно выбросив из головы ненужные воспоминания. Я думал так, пока Сима во второй раз не приехала в

Новосибирск и не разыскала меня.

– Тубарова я вспомнила, – сказала Сима, когда мы с ней шли дворами в сторону вокзала, – но у тебя в классе, помню, были еще товарищи. Как они? Живы? Ты с ними встречаешься?

– Нет, – покачал я головой. – Знаю только, что Юрка Соломкин занимается наукой, в Академгородке живет. Серега Косовыев где-то на

Дальнем Востоке. Даже не знаю, чем занимается. А Вова Уваренцев…, его больше нет. Умер.

– Володю хорошо помню. У него, кажется, родители пили?

– Пили. И он пить стал. Потом на иглу сел. Мне Борька звонил, сказал, что Вовка от передозировки умер. Звал на похороны, но я тогда в командировку уезжал. Не смог прийти.