Амос Оз - Познать женщину

«Завтра ведь тоже будет день», — думал он, когда валился на постель, решив наконец уснуть. Через мгновение вскакивал и мчался к холодильнику, чтобы налить себе стакан холодного молока. Если наталкивался на дочь, сидящую в кухне и читающую в четыре часа утра, он обычно обращался к ней со словами:

— Доброе утро, юная леди» Что вы читаете?

А она, дойдя до конца абзаца, поднимала стриженую голову и отвечала негромко:

— Книгу.

Иоэль спрашивал:

— Можно ли к тебе присоединиться? Не приготовить ли нам какое-нибудь питье?

Нета отвечала глухо, но почти что с нежностью:

— По мне…

— И возвращалась к книге.

Так продолжалось, пока снаружи не доносился слабый шлепок. Тогда Иоэль стремглав вскакивал, безуспешно пытаясь поймать разносчика газет, который снова бросил газету на дорожку, ведущую к дому, вместо того чтобы опустить ее в почтовый ящик.

К той маленькой статуэтке в гостиной он не притрагивался. Даже не приближался к полке над камином, где она стояла. Словно бежал от искушения. Самое большее, косился исподволь, воровато; так мужчина, сидящий в ресторане с дамой, украдкой взглядывает на другую, за соседним столиком. Возможно, новые очки для чтения и позволили бы ему кое-что разгадать, но им нашлось иное применение: сквозь новые линзы в черной оправе, а также «докторские» очки Иврии он систематически и тщательно рассматривал, чуть не вплотную, снимки монастырских развалин. Нета прихватила их из кабинета матери в Иерусалиме и попросила повесить здесь, в гостиной, над диваном. Он заподозрил присутствие у монастырских ворот, какого-то странного, неуместного предмета — то ли сумки, то ли футляра от самого фотоаппарата. Но вещь была слишком мала, чтобы удалось прийти к точному выводу. От сильного напряжения у него снова заболели глаза. Иоэль решил, что как-нибудь исследует снимки под сильной лупой, а уж затем, возможно, отдаст их на увеличение в лабораторию отдела — там это сделают охотно и на высочайшем профессиональном уровне. Но он все никак не мог решиться, потому что не представлял, — как объяснит, в чем, собственно, дело. Ведь он и сам этого не знал.

В середине августа, за две недели до того, как Нета начала учебу в выпускном классе местной школы, совершенно неожиданно заявился с визитом Арик Кранц, квартирный маклер. Зашел взглянуть, все ли в порядке. Ведь он жил в пяти минутах ходьбы. Да и Крамеры, его знакомые, хозяева квартиры, просили, чтобы как-нибудь, проходя мимо, он «взглянул одним глазом».

Осмотревшись вокруг, он сказал со смешком:

— Я вижу, что у вас тут было мягкое приземление. Похоже, что все в полном порядке.

Иоэль, по обыкновению, скупился на слова:

— Да. В порядке.

Маклер поинтересовался, все ли системы в доме действуют как положено.

— Ведь вы, можно сказать, влюбились в эту квартиру с первого взгляда, а такая любовь зачастую остывает уже на следующее утро.

— Все в порядке, — повторил Иоэль.

Он был в майке, спортивных шортах, на ногах — сандалии и в таком виде показался маклеру еще более загадочным, чем в их предыдущую встречу, в июне, в день съема квартиры. В нем ощущались тайна и сила. При взгляде на лицо Иоэля в воображении возникали соленые ветры, чужеземные женщины, одиночество и солнце. Его рано поседевшие волосы, коротко подстриженные на висках, выглядели по-военному аккуратно, но отливающая сталью прядь, похожая на моток проволоки, вздымалась надо лбом, не падая на него. В узких глазах, стиснутых морщинами, чудилась ироническая усмешка, но губы в ней участия не принимали. Глаза были запавшими, покрасневшими, полузакрытыми, словно от слишком яркого света или пыльной бури. Форма челюсти свидетельствовала о силе характера: казалось, человек живет сжав зубы. Если не считать морщин в уголках глаз, лицо было молодым и гладким, что создавало особый контраст с седыми волосами. Выражение лица почти не менялось — говорил ли он или молчал.

Маклер спросил:

— Я не помешаю? Можно присесть?

Иоэль, вооруженный электродрелью (длинный шнур был включен в розетку на кухне, за стеной), ответил:

— Пожалуйста. Садитесь.

— Сегодня я пришел не в качестве маклера, — подчеркнул гость. — Просто как добрый сосед. Заскочил, чтобы спросить, не могу ли быть чем-нибудь полезен. Внести свой вклад, если можно так выразиться, в развитие поселенческого быта. Кстати, называйте меня просто Арик. Да, вот что: хозяин дома просил передать при случае, что действие кондиционера можно распространить на все спальни. За наш счет. Он все равно планировал устроить это нынешним летом, но не успел. А еще он просил передать вам, что трава любит много воды — земля здесь легкая, а вот к кустам при поливе стоит проявить милосердие.

Старания маклера понравиться, наладить контакт, а быть может, слово «милосердие» вызвали у Иоэля едва заметную, легко скользнувшую по губам усмешку. Сам он этого и не почувствовал, но Кранц взбодрился и с воодушевлением, обнажив в улыбке десны, настойчиво продолжал:

— Поверьте, господин Равид, я вовсе не собирался мешать вам. Просто проезжал мимо, направляясь к морю. Ну, не совсем «мимо», по правде говоря, я специально сделал небольшой крюк. Сегодня изумительный день для плавания под парусом, и я еду на море. Ну вот, я уже двинулся.

— Выпейте чашку кофе, — не предложил, а почти приказал Иоэль.

Электродрель он, словно угощение, положил на стол перед гостем, осторожно присевшим на краешек дивана. На маклере была голубая трикотажная рубашка с эмблемой футбольной сборной Бразилии, обут он был в спортивные туфли с блестящими полосками и свои волосатые ноги прижимал одна к другой, будто стыдливая девушка. Все с тем же смешком он поинтересовался:

— Ну, как семья? Хорошо ли чувствуют себя бабушки? Акклиматизировались без проблем?

— Бабушки уехали в Метулу. С сахаром и молоком?

— Не беспокойтесь, — замялся маклер. И через мгновение, собравшись с духом, добавил: — А впрочем… с ложечкой сахара и капелькой молока. Только чуть-чуть забелить черноту. Вы можете звать меня Арик.

Иоэль вышел на кухню. Маклер со своего места осторожно оглядывал гостиную, словно отыскивал некие важные улики. На его взгляд, ничего здесь не изменилось. Разве что прибавилось три картонных ящика, стоя в них один на другом в углу, в тени огромного филодендрона. Да три фотографии над диваном, на которых были запечатлены развалины. Кранц предположил, что это сувениры из Африки или что-то вроде того. Интересно, на какие средства он живет, этот государственный служащий? В округе говорят, что он вообще не работает. Похоже, из высокопоставленных. Может, возбуждено дело и на время следствия его отстранили от должности, «упрятали в холодильник»? Выглядит как начальник отдела какого-нибудь министерства. Наверняка был кадровым военным и дослужился до высокого звания. Скажем, заместитель комдива в танковых войсках…