Леонид Свердлов - На переднем крае

– Ничего, – говорю я, – я сам не премьер, так что меня это мало задевает. Они не так уж давно меняться стали. Раньше один долго был.

– Я помню. У него еще фамилия была такая, что не выговорить. Как вы ее выговаривали?

– Привыкли.

– А чего сменили?

– Надоел.

– Разнообразие, значит, любите? А вообще у вас как?

– Ничего, помаленьку. Примерно как здесь, только похуже.

– А пшеничное пиво у вас есть?

– Все больше ячменное.

– Как же вы так бедно живете?

– Человек ко всему привыкает.

– Да, – задумчиво вздыхает он. – Ну, ничего, – он чокается со мной.

– Все образуется. Будет и у вас пшеничное пиво.

Конечно, все образуется. Куда оно денется?

– Ну, как дела? – спрашивает Шуберт.

– Продвигается. Читаю, конспектирую. Хорошо бы еще сравнить с другими моделями. А то что-то очень уж односторонняя информация.

Аналогичную технику наверняка выпускают и другие фирмы.

– Так тебя интересуют модели наших конкурентов? Понимаю. Есть у нас такая информация.

Он протягивает мне папку с пометкой "секретно". Документ называется

"Как нам побить конкурентов".

– Забавно, – говорю я. – А у конкурентов, небось, и на вас такая папка имеется.

– А как же!

Шуберт протягивает мне папку с таким же названием. Секретный документ, подготовленный в конкурирующей фирме, предваряется электронным письмом: "В соответствии с вашим запросом, высылаю интересующую вас документацию". Судя по адресу, документ прислал сотрудник конкурентов. Прямо "Алекс Юстасу".

– Так у вас там и шпионы имеются?

– Шпионы? Мне кажется, это не совсем удачное слово. Холодной войной отдает.

– А как еще назвать того, кто посылает конкурентам секретные материалы?

– Такие материалы всегда секретные. Зачем их читать кому попало? Но не от нас же их секретить. Ведь тут речь идет о вещах, которые непосредственно касаются нашей фирмы. Было бы просто невежливо не поставить нас в известность. Да мы бы и все равно узнали.

Как все, оказывается, просто в современном мире большого бизнеса!

Выходной решаю посвятить посещению Пинакотек, знаменитых музеев живописи.

На метро доезжаю до станции Кенигсплатц. Уже на самой станции видно, что рядом находятся знаменитые музеи. Стены украшены репродукциями картин, в витринах на платформе выставлены копии античных скульптур.

Король Баварии Людвиг Первый, при котором были построены музеи в округе, был большим любителем искусства, особенно античного. Желая превратить Мюнхен в подобие древних Афин, он обустроил площадь

Кенигсплатц в духе древнегреческих традиций. По бокам от больших триумфальных ворот были построены музеи античного искусства – красивые здания в классическом стиле. Улица, начинающаяся на площади, ведет к черной колонне – монументу баварцам, павшим в наполеоновских войнах.

Гитлер, который тоже был неравнодушен к античному искусству, питал понятную склонность к этой площади. При нем здесь проводились костюмированные парады и факельные шествия. Здесь же, на краю площади, противоположном триумфальным воротам, были построены два мрачных симметричных здания: резиденция фюрера и канцелярия НСДАП.

Мюнхен был столицей гитлеровской партии. В районе античных музеев

Кенигсплатц и Пинакотек был создан целый комплекс партийных зданий.

Отчасти это были здания, построенные при Гитлере, как эти два серых близнеца или Храмы Славы – мавзолеи павших бойцов национал-социалистического движения, отчасти это были старые дворцы, каких немало было в округе. Одним из них был знаменитый Коричневый дом.

В конце войны этот район особенно сильно бомбили. Американцы со свойственной им тщательностью разбомбили все музеи, практически не повредив ни серых близнецов, ни Храмы Славы. Храмы Славы взорвали уже после войны. Сейчас от них остался только фундамент, заросший кустарником. А близнецы так и остались стоять. После войны американцы устроили там свой штаб. Сейчас в бывшей резиденции фюрера расположилась консерватория, а в бывшей канцелярии НСДАП – институт этнографии.

В солнечную погоду на каменных ступенях помпезных зданий загорают студентки. Жизнь берет свое.

Но ночью, в тусклом лунном свете эти дома снова становятся мрачными и жутковатыми. Кажется, даже если бы я и не знал, что в них раньше находилось, они производили бы на меня такое же страшное впечатление.

Собственно, эти два дома, да еще музей в Английском парке – все, что осталось от нацистской столицы. Коричневый дом, да и другие дворцы, обсиженные нацистами, после войны восстанавливать не стали. На месте

Коричневого дома сейчас пустырь, окруженный забором, а на месте бывшего здания Гестапо площадь Жертв национал-социализма. Это мемориальное название, нет ни одного дома с таким адресом. Это просто место, посвященное памяти павших. На месте дома стоит черный столб, на котором горит вечный огонь. Напротив – современный дом-коробка с мемориальной доской, где написано, что здесь некогда был дворец одного из баварских принцев, где после был исполком

Советской республики, после – служебное здание Гестапо. Последнее – очевидная причина того, что дворец не восстановили.

Пинакотек две – Старая и Новая. Старая Пинакотека восстановлена. В ней выставлены произведения средневекового искусства и эпохи

Возрождения. Второе безусловно интересно, здесь представлены полотна многих известнейших мастеров, но их работы известны мне уже по коллекции Эрмитажа. А вот европейская средневековая живопись действительно производит на меня неизгладимое впечатление, частично ломая стереотипы о мрачном средневековье. В Эрмитаже мало произведений того времени. Удивительно, что на многих полотнах заметны уже мотивы, которые вовсю расцвели в живописи двадцатого века. Выходит, что в мире действительно нет ничего нового.

Современное здание напротив – Новая Пинакотека. Здесь представлено искусство девятнадцатого – двадцатого веков. Она была построена при короле Людвиге Первом. Над ее оформлением работали лучшие художники того времени, приглашенные королем в Мюнхен. Здание было разрушено в конце войны, его было не восстановить. На его месте построили другой, современный дом.

Неподалеку строится третье здание – Современная Пинакотека. Там будут выставлены произведения нашего времени.

В столовой мне не хватает одного пфеннига на обед. Шуберт доплачивает за меня.

– Не рассчитал, – говорю я. – Мне казалось, что денег много, но аванс уже кончился.

– Оно и не удивительно, – отвечает Шуберт. – Конечно, аванса не хватит, если платить пятьдесят марок в день за жилье.

Да, это дорого. Каждую субботу, завидев меня, хозяин гостиницы радостно кричит с баварским акцентом: "Мастер хочет платить!" Мастер совсем не хочет, ему просто некуда деваться. И деньги мастера уходят на это дело очень быстро.