Андрей Голяк - Ничего, кроме настоящего

– А что? Идейка хорошая. Звони Гансу и скажи, что мы подойдём, когда там потребуется.

Фестиваль "Вывих" ежегодно проводился в нашем городе Студенческим братством. Клёвый безбашенный праздничек, дающий возможность самовыразиться всем интеллектуальным балбесам и шкодникам. В его программу входили концерты, шоу, шествия клоунов, уличные представления. В общем, город на несколько дней превращался в милый, добрый и весёлый дурдом. Дурдомик. Дурдомишко. Всё ходило ходуном, становилось с ног на голову, ну и ваще… Размалёванные до самой крыши дома в центре, ряженые на каждом шагу и всякое такое. Сами понимаете, на что способна молодёжь, дай только волю.

На ближайшей репетиции мы рассказали Палычу и Батьковичу о возможности попасть на "Вывих". Они, так же как и мы, загорелись идеей. В процессе обсуждения возникла мысля, что не худо бы посвятить в наши планы новоиспечённого продюссера. Необходимость согласовывать наши планы с кем-либо, кроме членов группы, сама по себе была непривычной. Но сознание того, что существует папик, на чьи могучие плечи отныне можно взвалить всё, кроме творчества, наполняло наши юные мозги гордостью. Мы казались себе чуть ли не звёздами мирового уровня, каждый шаг которых обсасывается многочисленным обслуживающим персоналом и стаей заботливых папиков.

Анатолий не замедлил явиться сразу же после получения информации.

Он развил кипучую деятельность, напрягая нас бешеным количеством разнообразных Ц.У.12 Он инструктировал нас по всем вопросам, начиная с одежды, заканчивая манерой поведения. Мы и не подозревали, что простая беседа с Сэмом влечёт за собой столько подводных камней.

На саму беседу папик привёл с собой Альберта – нашего общего знакомого, тренера по атлетической гимнастике. Не знаю, какими соображениями руководствовался Анатолий, но у меня вид медленно жующего "бубле гум" амбала вызывал крайне неприятные ассоциации. Это при том, что я знал Альберта как человека добродушного и безобидного.

Всем кагалом мы приехали в общагу торгово-экономического института, где проводился отбор групп на фестиваль. Ганс вызвал Сэма и представил нас друг другу. Неизвестно по каким причинам, Сэм отнёсся к нашему появлению крайне прохладно. Судя по всему, мы ему не понравились. Все участники группы "Клан Тишины" молчали как рыбы.

Всю беседу вёл папик. А за его спиной, заложив руки за спину, маячил

Альберт. Он перекатывал во рту жвачку, полузакрыв глаза, и казалось, что всё происходящее его не касается никакой стороной.

Папик сразу взял быка за рога, поинтересовавшись, сколько нам заплатят за выступление. Сэм ответил в том духе, что ещё не имел чести слышать наш чудный коллектив и не берётся ручаться даже за то, что мы вообще выступим на концерте. Альберт интенсивнее задвигал челюстями и сделал шаг вперёд. Сэм покосился на него и добавил:

– Все участники выступают абсолютно бесплатно. Организаторы фестиваля – студенты. И посему не имеют возможности платить гонорары.

– А какой тогда смысл на нём выступать? – наседал папик.

– Смысл простой – лишний раз засветиться на публике. Кроме того – тусовка. Для музыкантов это важно. Но я не хочу вас в чём-либо убеждать. Если вас это не интересует – всего хорошего! Я не настаиваю на вашем участии в фестивале.

Папик надулся как хомяк и заявил, что для нас важно одно – гонорар. А всякие тусовки нам до лампочки. Он принялся развивать эту тему так активно, что оставалось только удивляться количеству бесполезной информации, которую он смог навертеть вокруг этой темы.

У Сэма постепенно лезли глаза на лоб. Иногда он поглядывал на Ганса, видать, интересуясь, где тот смог откопать такой раритет. Ганс чувствовал себя очень неловко. А сказать, что я чувствовал себя неловко -значит, не сказать ничего. Мне хотелось слинять немедленно.

И больше никогда не видеться с Анатолием и не слышать о нём. Но я себя убеждал, что ему лучше знать, как вести переговоры. Дескать,

"жираф большой, ему видней".

В результате, мы пришли к соглашению, что папик созвонится с

Сэмом, договорится о встрече и принесёт нашу демо-запись. А Сэм послушает её и сообщит, включены ли мы в число участников. От дальнейших скулов о гонораре мы отговорили Анатолия на месте – если все играют "на шару", то не стоит давать из себя самых жадных. На том и порешили.

История эта имела весьма неожиданное и неприятное продолжение.

Через пару дней позвонил Анатолий и предложил собраться и обсудить некоторые вопросы. Честно говоря, эта говорильня начинала напрягать, но все мы мужественно терпели. Явившись на встречу, папик огорошил нас сообщением: на "Вывихе" мы не играем. Во время разговора по телефону Сэм отказался встретиться и послушать наше демо. Кроме того, он заявил, что с такими придурками как мы он дела иметь не желает, и на "Вывихе" мы на фиг никому не нужны. Вот так!

Я был в шоке. Мои друзья-товарищи – аналогично. Папик нас утешал, предлагал не расстраиваться, рисовал радужные перспективы нашего восхождения в "звёзды" под его, папика, твёрдым руководством. После чего сообщил, что все наши творения следует немедленно защитить от пиратства, а до того момента нужно прекратить их публичное исполнение. Он, папик, нашёл человека, который запишет наши

"шедевры" в виде нотных палочек-крючочков, это всё отправится куда следует, и мы получим бумажку, удостоверяющую, что мы являемя авторами сих замечательных творений. Все будут довольны, и никакая дрянь не сможет украсть ни строчки из наших произведений.

Я сильно сомневался, что кому-нибудь взбредёт в голову красть наши "страдания", но "жираф большой, ему видней". Папик вынул специально принесённый для этой цели диктофон, и мы старательно наиграли туда всё, что имели на тот день. Анатолий радостно нас поблагодарил, мы не поняли за что именно, и слинял. После того, как за ним закрылась дверь, мы больше его не видели. Он исчез, как исчезают прыщи после полового созревания, как лужица чистого спирта, случайно пролитого на стол, как бурые остатки сугробов весной. Позже до нас доходили слухи, что он пытался толкать наши песни чуть ли не в Москве, но за достоверность этих сведений я не ручаюсь. Умные люди объяснили нам, что из любых мало-мальски сносных песенок можно ковырять идейки, как изюм из булки. Потом их переделывать, перелопачивать и толкать на сторону. Из дюжины-другой таких заделок можно накопать одну-две подходящих. А мы – лохи. Опять же, со слов знающих людей.

Информация к размышлению: Ганс сообщил нам, что с Сэмом после нашей встречи никто не связывался, и Сэм, соответственно, никого не отшивал, да и намерений таких не имел. Точка!

Ты стоишь у окна и смотришь на город, который там, за стеклом, живёт своей жизнью. Улицы перепаханы чужими мыслями, чужими настроениями, чужими радостями и обидами. Тебе нет дела до этих фигурок, передвигающихся по тротуарам и влачащих на себе ауры своих проблем. Нам только что было хорошо вместе и именно это занимает тебя сейчас. Гибкой походкой ты пересекла замкнутое пространство комнаты, рассечённой на части оранжевыми пыльными лучами сентябрьского солнца и остановилась у окна. Сердце твоё ещё перекачивает то, чем мы жили несколько минут назад назад. Потом я наблюдал за тем, как ты медленно всплывала из пучины наслаждения, как твои движения обретали гибкость, а взгляд выбирался из-под ресниц. Я прислушивался к твоему дыханию и к молчанию этой комнаты.