Андрей Голяк - Ничего, кроме настоящего

– Поэтому они вечно набаламутят чего-нибудь такого, что у народа волосы дыбом встают, – заржал Анатоль. – У Нютика родители до сих пор в себя приходят. Она им объясняла, что это музыканты, народ специфический, но её мама после той вечеринки до сих пор плохо по ночам спит.

– А себя ты к какой категории отнесёшь? – поинтересовался я у

Батьковича.

– Я, Анатоль и Зяр относимся к редкому типу "чебурашек", – гордо заявил Батькович.

– ???

– Ну, как тебе объяснить? Понимаешь, мы как бы не от мира сего.

Мы живём в мире своих ощущений, своих понятий и кодексов. Нам хорошо уже только потому, что мы существуем. И мы стараемся ничем не портить это впечатление. Часто нас считают "тормозами", стебутся с нас, но нам пофигу. В этом наше сходство с "ништяками". Но если

"ништяки" выплёскиваются наружу, то мы направлены внутрь себя. Для того, чтобы стать "ништяками", нам не хватает драйва и элементарного желания.

– Аналитик прям какой-то! – я поднялся на ноги. – Пойду Палыча обрадую, что он – "ништяк".

Танцы в соседней комнате на какое-то время прекратились. Весь народ переместился к "столу". А на балконе одиноко сидел Палыч, глядя на панораму вечернего города.

– Слышь, брат, мы с тобой – "ништяки", – подтолкнул я его плечом.

– Ну и что? – тоскливо отозвался Палыч.

– Гордись, вот что!

– Уже горжусь,

Его смур был так заметен, что я поспешил поинтересоваться:

– Ты чего тухнешь?

– Паскудно на душе. Гадко как-то…

Это состояние было для Палыча настолько нетипичным, что я опешил.

И постарался выудить из него причину такого странного настроя. Ответ оказался прост – братан ностальгировал. Он на днях перебирал старые фотки, и вспомнил свою школьную любовь. А вспомнив, почувствовал настоятельную потребность встретиться с ней, подержаться за неё и вновь ощутить трепет блаженства. Но так как, Палыч по своему обыкновению нехорошо с ней расстался, то имел все основания рассчитывать на то, что барышня евойная аналогичных желаний не испытывает. Посему он стоял на балконе, мусолил свои растрёпанные чувства и страдал.

Я, как мог, постарался успокоить его. Мы долго трепались на всякие задушевные темы, поверяли друг другу целые ворохи своих различных love story13, и в результате изрыдались вдрызг.

Закончилась эта душераздирающая сцена такой картинкой: сидят два типуса, глядят на закат и воют под гитару в два голоса "Виниловые грёзы". А из квартиры доносятся грозные отзвуки сабантуя, выплёскиваясь грязноватыми брызгами на нашу идиллическую картинку.

Результатом гульбана стали два события. Первое – я купил себе пластинку Тома Уэйтса. Второе – Палыч воссоединился со своей школьной любовью.

Я понял, что если срочно не принять меры, братан истоскуется вдребезги. Тогда через пару дней, якобы забыв о нашем разговоре, я преподнёс ему наспех состряпанную моим воображением историю о том, как один мой знакомый разругался со своей барышней вдрызг, не виделся с ней семь лет, но так и не смог её забыть. И однажды он позвонил ей по давно забытому телефону, встретился с ней, и с тех пор они вместе. Мексиканские сериалы, по сравнению с этой сказкой, просто отдыхали. История сердцещипательная настолько, что самому перед собой стыдно было. Совесть меня чуть было до смерти не замучила. Господа, включайте слезные железы и готовьте полотенца вместо носовых платков!

Но Палыч обрёл уверенность в себе и решил повторить сей подвиг. В результате, он вновь стал счастливым обладателем своей мамзель, а я похвалил сам себя за то, что я такой умный и психологически грамотный тип. Такие вот дела! У них всё пошло по второму кругу, а я пел себе дифирамбы под лирический рык Тома Уэйтса.

В мире все равно нет иной правды, кроме той, в которую нам хочется верить.

– Ни хера не получается! – я в остервенении отшвырнул ручку и ткнулся лбом в стол. – Какого беса я согласился?

Этот вопрос занимал меня сейчас больше всего – "какого беса я согласился?". Даю справочку – я нахожусь в стенах родной квартиры наедине со своим драгоценным вдохновением, а вернее, с его полным отсутствием, и пытаюсь выдавить из себя хотя бы пару сносных строк по-украински. Естественно, что процесс стоит мёртво! Как вкопанный, стоит!

Нормальный человек, взглянув на мою унылую фигуру, задаст вопрос, который мучает меня непрерывно: "Зачем?" А вот зачем. Стало известно, что через пару месяцев планируется отборочный тур на

Всеукраинский фестиваль "Червона Рута". Естественно, что фестиваль этот полностью украиноязычный. А драгоценным участникам группы "Клан

Тишины" до смерти захотелось в нём поучаствовать! Вот без этого – никак! Несварение желудков у них без этого сделается – я поперхнулся очередным застрявшим в горле ругательством. Как по мне, так и хрен с ним, с этим фестивалем!

Тексты писать, конечно же, пришлось мне, как единственному участнику команды, свободно владеющему языком. Я, как мог, отказывался. Меня урезонивали, объясняли необходимость иметь хотя бы часть украиноязычного репетуара – глухо! Я не отказывался петь по-украински – я отказывался писать. Не умею! Зачем уродовать язык, на котором я просто не умею сочинять? Было высказано много нецензурных, полуцензурных и просто ругательных пожеланий в адрес друг друга. Я отказывался слушать "глас рассудка". И тогда скотина

Батькович поймал меня на "слабо".

– Конечно, по-русски писать выгодней, – спокойно произнёс он, – много примеров для подражания, есть на что опереться. А украинская рок-музыка – почти нетронутое пространство. Сложно что-либо создавать практически на пустом месте. Я тебя понимаю, и не настаиваю, чтобы ты ломал себя.

Этого моя натура вынести не смогла – интриган рассчитал всё точно.

– Ну, нет уж! – отрезал я. – Если ты вопрос ставишь этой стороной, я напишу. Усрусь, но напишу. И офигенно напишу – увидите!

После столь категоричного заявления отступать не годилось. И, в результате, я сидел дома и ломал голову над украинскими рифмами.

Плохо, что не было идеи. Для того чтобы написать что-нибудь достойное внимания, нужно было мыслить по-украински, исходить из фонетических особенностей языка. Нужно было, кроме смысла, подать само звучание "мовы".

В башке было пусто, как в кастрюле, которую дали вылизать собаке.

Никаких идей! Ноль! Одни ругательства – но их к делу не пришьёшь.

Чтобы отвлечься, я принялся перебирать в голове события последнего времени.

После того, как нас кинул Анатолий, прошло несколько месяцев.

Отдождила осень, отсмурила зима, а у нас ничего не изменилось. Мы по-прежнему ходили на репетиции, старательно работали над программой и мусолили свои большие надежды. Потихоньку выступали на различных