Лев Правдин - Область личного счастья. Книга 1

Нагретые полдневным солнцем нежно-кремовые бревенчатые стены кабинета источали кислый запах сохнущего дерева и всегда приятный, горьковатый и бодрый запах свежей смолы — живицы. Через рассыхающуюся дверь из конторы доносились обычные канцелярские звуки: щелканье счетов, лязг и шипенье арифмометра. Изредка слышались негромкие голоса людей.

Виталий Осипович слушал прощальные слова начальника строительства:

— По утвержденному плану мы строим фабрику на три машины. Если не смотреть вперед, то все в порядке. Но всякий, кто сколько-нибудь разбирается в производстве, скажет, что этого мало. Три машины, работая даже на самых высоких скоростях, никогда не переработают всего сырья, которое будут давать целлюлозный и древесномассный цеха. Первоначальный проект предусматривал два зала по три машины. Этот проект был утвержден, но потом его почему-то отодвинули на вторую очередь. Словом, неразбериха. Сейчас еду в Москву уточнять проект. Надо добиваться, чтобы решили вопрос о постройке второго корпуса именно сейчас, а не зимой. Попробуйте зимой долбить мерзлый грунт!

Через час он уехал.

Стучали топоры на Весняне. Наступило то время, когда исчезла граница между днем и ночью: еще дотлевали остатки заката, но уже вспыхивало нежное пламя утренней прохладной зорьки, — и только мера человеческой усталости полагала окончание трудового рабочего дня.

Старик Обманов, в домишке которого временно поселился Виталий Осипович, любил повторять:

— Топор в тайге — человеку первый друг. Если б я над попами главный был, топор бы целовать заставил, заместо креста.

Дом стоял в лесу, далеко от таежной деревушки Край-бора, на самом берегу Весняны. В ясные дни на черном закоптелом потолке играли веселые отблески воды, отражались на щелистых бревнах стен, на немногочисленной мебели, и тогда вся комната становилась похожей на темный омут, если в него погрузиться с головой.

Но ясные дни здесь, на севере, выдавались не так уж часто, отчего в доме почти всегда стоял зеленоватый полумрак и пахло застарелой влажной плесенью.

Петр Трофимович Обманов был одинок, и поэтому, вероятно, его домашнее хозяйство отличалось крайней запущенностью. Он очень охотно и совершенно бесплатно пустил Виталия Осиповича Корнева к себе на квартиру, тем более, что дома сам он почти и не жил. Он все лето проводил на рейде, который строился выше по реке. Он работал десятником и фактически главным руководителем хитроумного и в то же время простого, как бобровые плотины, сплавного сооружения.

Виталий Осипович еще раньше слыхал о Петре Обманове как о редкостном мастере сплавного дела, но встретился с ним впервые только на строительстве. И вот как это получилось.

Проводив Иванищева, Виталий Осипович почувствовал себя в положении человека, очутившегося в глухой тайге без проводника. Это положение, насколько Виталий Осипович понимал, обязывало прежде всего к действию, как, впрочем, и любое положение. Тем более, что он как раз и является тем проводником, который обязан не только найти путь в тайге, но и повести за собой других.

Он начал с того, что выполнил наказы Иванищева. Прежде всего договорился по телефону с Иваном Петровичем Дудником, чтобы тот послал на время бригаду лесорубов для расчистки площади. Конечно, Дудник немного поломался для порядка, но потом согласился отпустить на месяц бригаду Тараса Ковылкина. При этом он не забыл подчеркнуть:

— Видишь, на какую жертву иду…

Но, словно вспомнив, что Виталий Осипович совсем недавно сам работал в леспромхозе и он-то уж хорошо знал, что никакой тут жертвы нет, потому что заготовительный сезон, в общем, уже закончен, перевел разговор на дела семейные…

Потом справился, когда отгрузили две шпалорезки и пилораму «Болиндер» и где находятся баржи с кирпичом.

Кончился рабочий день. В контору потянулись люди с разными делами и вопросами. Приходили десятники, прорабы и рабочие. Допоздна просидев в конторе, выслушав десятки докладов, ответив на множество вопросов, Виталий Осипович пошел на берег Весняны. Там он долго стоял спиной к реке широко расставив ноги и оглядывая панораму вверенного ему строительства. Площадь, растянувшаяся вдоль реки на добрый десяток километров, по отлогому склону поднималась вверх. Чтобы окинуть взором всю картину строительства, Виталию Осиповичу приходилось высоко поднимать голову, что придавало ему вид вызывающий и даже надменный. Он как бы вызывал на поединок все, что мешает работе: бестолковщину, нехватки, свойственные началу огромной послевоенной стройки.

А небо на западе уже зарумянилось нежно, как невеста, принимающая жениха. Лиловые тени побежали по земле. Затеплились скудные огоньки в ближних деревеньках. В северном легком сумраке расцвели оранжевые цветы костров, и белый дымок, мешаясь с туманом, пошел по тайге.

И топоры угомонились до раннего рассвета.

А Виталий Осипович все стоял и смотрел на первозданный хаос стройки, и завтрашние заботы уже овладевали им.

Но вот он услыхал, как посыпались камешки по откосу и раздались чьи-то легкие шаги. Он не спеша, как и подобает начальнику, обернулся и увидел человека, поднимающегося от реки.

Голова этого человека в старой кепочке того неопределенного цвета, про который не скажешь даже, что он сероватый, казалась непомерно маленькой на широких плечах. Большие руки, как и полагается при крутом подъеме, раскачивались, почти касаясь земли широкими ладонями.

Но когда человек поднялся и подошел, Виталий Осипович с удивлением увидел, что был он среднего роста, но необычайный размах плеч и широкая, коробом стоящая грудная клетка создавали впечатление странной несоразмерности. Казалось, взяли большого человека и все обрубили до малого размера. Но шел он легко, скоро, как бы подлетая при каждом шаге, словно широкая его грудь была наполнена одним только воздухом.

А был он немолод. Коричневое, навек обожженное таежным, крутым загаром с немногими крупными морщинами скуластое лицо, колючие пронзительные глазки того же цвета, что и его маленькая кепочка, круглый вздернутый нос с широкими ноздрями и очень толстой переносицей, рыжеватая и такая растрепанная клочковатая борода, какая бывает сразу после настоящей драки, — все это Виталий Осипович успел разглядеть за долю минуты, которая понадобилась неизвестному старику, чтобы подойти и поздороваться.

Пожимая руку, старик певучим таежным говорком сообщил:

— Фамилие мое, значит, такая — Обманов.

— Отчего же так? — удивился Виталий Осипович, соображая, где и в связи с чем слышал он эту странную фамилию.

Пристально поглядев на нового начальника, старик часто помигал мокрыми без ресниц веками и быстренько объяснил: