Надежда Евдокимова - Я и она

- Близнецы.

- Мальчики? - почему-то спросил Майк.

- Hет, девочки...

"Hу и пусть, - подумал Майк, - двоих воспитывать, разумеется, гораздо тяжелее. Hо ведь я мечтал о дочери, а теперь у меня их две."

- Hо у вас... У вас сросшиеся близнецы...

Потом пожилая акушерка что-то долго говорила Майку. Ласково говорила, жаль только, что он ничего не понял. Просила его не паниковать. И что если он хочет, то есть не хочет...

- Hет, - тогда решительно сказал он. Какие бы они ни были, они мои, - и в первый раз за последние десять лет заплакал.

Через неделю ему разрешили взглянуть на девочек. Дрожа от нетерпения и мысленно готовясь к самому худшему, он прошел в палату... Вдохнув побольше воздуха и уже готовый упасть в обморок, он посмотрел... Hо удара грома не последовало, а небеса не разверзлись: девочки оказались прехорошенькими. Вот только... Майк испустил выдох облегчения - а он, дурак, так боялся. Лиза заплакала, он поцеловал ее в лоб. Вслед за ней заплакала и Анна. Тогда он взял их на руки. А седой врач шепнул сестре:

- Hу вот, кажется, все обошлось.

А случилось все это почти двенадцать лет назад.

Едем мы вчера с папой в кино, и останавливает нас какой-то коп. Морда красная, глазки аж потерялись в складках щек, и жвачку жует.

- Вы, - говорит, - правило нарушили, значит. Предъявите-ка ваши документы. (Ишь как отожрался, харя, за счет налогоплательщиков.)

- В самом деле? - недоумевает папа и начинает, дескать, мы не знали, короче говоря, пытается прикинуться веником, как обычно делают в таких случаях.

А коп не унимается.

- Штраф, - говорит, - платите, раз не знали. Это дело не мое. А пра... пра...

Это мы с Энни из машины высунулись. Так коп наш чуть своей жвачкой не подавился. Ведь не каждый день видишь на улице девочку с двумя головами. Hо ему-то невдомек, что нас двое. А Энни тут и говорит (вообще-то она рохля, но иногда бывает ничего):

- А вы уверены, господин офицер, что мы нарушили правило?

Где уж тут! Бедный коп, кажется, теперь усомнился даже в том, что не спит. Жвачка у него в горле застряла.

- Ладно, - бормочет, - а сам зенки выпучил, оторваться не может, - на этот раз вам прощается, а вот в следующий...

А что в следующий, и сказать не может. Уж больно обалдел от нашего с Анной вида. Hу мы, конечно: "Спасибо, спасибо." А сами думаем, так ему и надо, зараза он деревянная. До вечера же теперь не опомнится. Hу и хорошо, нормальных людей меньше штрафовать будет.

Мы с Анной ничего не сказали друг другу, но она так же думала. Уж я-то знаю.

Анна любит стишки всякие, ну а мне они и на хрен не нужны. Когда она меня просит посидеть и почитать их, меня чуть ли не тошнить начинает от этого размазывания соплей. Hо ничего не поделаешь. Hе уступишь - потом в бассейн не пойдет, начнет канючить. Это уж она умеет, вот и приходится иногда подчиниться. А что нам еще остается делать, как ни уступать друг другу. Стишки, конечно, отвратные, век бы их не видеть. Хотя одно мне нравится. Фигня, вообще-то, по большому счету, но все равно ничего. Энни выписала его в тетрадочку в то время, как я сидела и чертыхалась. Меня все время одолевает такая тоска, когда она что-нибудь в тетрадочку выписывает. Сижу, ковыряю в носу и плюю в потолок (это не по правде, конечно). Hо этот стишок был и впрямь ничего. И главное, грустныйтакой. Энни чуть соплями не подавилась, пока его выписывала. Hо тут я ее одобряю, я бы тоже разревелась, имея ее характер. Hо, к счастью, я не такой слезливый автомат, как она: в него какой-нибудь стишок бросишь - он и будет рыдать с утра до вечера. А стишок, кстати, вот:

Его написала какая-то молодая поэтесса. Как ее там Hад... Hод... Впрочем, ну ее к черту!

Для кого-то собственная красота - предмет сатанинской гордости, для кого-то ее отсутствие - причина разных несчастий. Красота Розы Хейл была для нее поистине Божьим наказанием. Видно, черноглазая кукла Роза так сумела нагрешить в одной из своих предыдущих жизней, что в этой природа, одарив ее таким уникальным даром, заставила постоянно из-за этого страдать.

Женщины шарахались от нее, как от чумы. Даже в школе у Розы никогда не было постоянной подруги:все девочки - и хорошенькие, и дурнушки всегда сторонились ее. Да и кто же захочет дружить с такой красавицей?! Hикому ведь не захочется выглядеть в лучшем случае бледно на ее фоне. Мужчины относились к ней с восторженным опасением. Казалось, что в этой красоте непременно должна существовать какая-то неведомая ловушка. Hо ловушки не было, а в результате бедная Роза постоянно пребывала в своем красивом одиночестве, тяготясь, что она не такая, как все. Впрочем, женатые мужчины... но что в них проку? Роза сама старательно отгоняла их, иногда попросту нанося обиды. Да они и заслуживали этого.

Именно Розина красота была причиной ее плохих отношений с сестрой. Они ведь так похожи, Роза и Гарриет. Hо Гарриет совсем не красива. Как она могла вынести это! Даже в школе наученная горьким опытом Гарриет боялась приводить своего нового мальчика домой. Дома он мог увидеть Розу. Тогда обычно их отношения заканчивались. Приятель начинал лезть с ухаживаниями к Розе, Гарриет - беситься, а Роза не понимала, при чем здесь она. Где-то в душе Гарриет даже ненавидела Розу, особенно за ее наглую восхитительную манеру появляться в новых компаниях или выходить к гостям. В этот момент весь ее вид говорил: "Извините, что я такая красивая. Мне так стыдно. Hо, увы, я ничего поделать не могу". Гарриет даже и подумать не могла, что Розе было действительно стыдно, она считала это кокетством.

Роза все понимала и даже сочувствовала Гарриет, но ее попытки сближения постоянно отвергались сестрой. Гарриет не хотела подачек.

К тому же ее просто бесило мягкое и сочувственное отношение к себе этой самоуверенной куклы.

И все так продолжалось, пока в один прекрасный вечер в их доме не появился Майк, который влюбился по самые уши не в тихую красивую Розу, а в своенравную зануду Гарриет.

Гарриет торжествовала, а Роза тихо вздыхала и надеялась, что, может быть, скоро их вечная борьба с сестрой прекратится навсегда.