Андрей Голяк - Удовлетворение

Выставив последний параметр на какой-то штуковине, Челя нажал кнопку на пульте и наклонился к спикерфону:

– Ну что, старый? Готовченко?

– Ага. Поплыли.

– Тогда я пускаю "фанеру"1.

Пошла фонограмма. Пепел хлебнул коньяку из фляжки и повернулся к микрофону.

Я тебе объявляю войну,

Я чуть слышным дыханьем скользну

По лезвию ночи бессонной,

По телефонной

Тиши проводов,

Где наша любовь

Оплакала нас…

Хрипловатый голос человека, уставшего от постоянных траблов1. И, тем не менее, готового начать всё сначала. Человека, который, несмотря ни на что, надеется на лучшее. Надеется потому, что не умеет по-другому… Да и не имеет другого выхода… Потому что иначе жизнь утрачивает всякий смысл.

Пепел поёт, прикрыв глаза, как обычно, и совсем не глядя в написанный текст. Его лицо вырисовывается в полумраке фрагментами и кажется Татьяне каким-то ново незнакомым. Человек, который как нож вонзился в её гладкое пространство. Сделал её жизнь такой неудобной и непредсказуемой. И всё-таки она не знает, как могла жить без него.

Тьфу, ёлки-палки, сплошные мелодраматизмы…

… Ведь знают ливни-пророки

Как мне одиноко

Плести забытьё,

Где имя твоё

Пропето не мной…

Он язва и циник… Он разочарован во всём, в чём только можно было разочароваться… Он и думать не хочет ни о каком будущем, ему неприятно вспоминать прошлое… Он слишком много пьёт… И пишет замечательные песни… Ей хорошо засыпать рядом с ним… И просыпаться – что, наверное, более важно…

Ей не нравится думать о том, что он совсем другой, чем она… Ей не хочется думать о том, что будет дальше…

Лучше вот так вот просто сидеть в темноте, смотреть на его лицо в отблесках желтоватого пламени свечей и слушать его музыку.

– А знаешь, старый, я тебе скажу – больше дублей не понадобится.

Меня этот больше, чем устраивает, – Челя нажал кнопку спикерфона2 и разрушил магическую атмосферу.

Пепел снял наушники, аккуратно повесил их на стойку и вышел из микрофонной.

– Ты хочешь сказать, что уже записано?

– Ну, есть, конечно, киксовые3 места… Интонирование не везде идеальное… Но, чувак, зато какая цельная вокальная линия! И какой фил4 – мурашки по коже! Я слушал и верил тебе. Полностью, до единого словечка. В первый раз такое вижу – чтоб идеальный первый дубль вкатать. Давай ещё прослушаем внимательно, мне кажется нельзя его трогать.

Пепел опустился на диван рядом с Татьяной и приобнял её:

– А вы что скажете, мадам?

– Потрясающе, – она прижалась головой к его плечу, – я никогда раньше не слышала у тебя этой песни.

– Это из нового. Давай, Челя, включай – послушаем, что я тут наорал.

Прослушали молча. Пепел покусал губы и задумался.

– С припевами вопросов нет. В первом куплете в первых восьми тактах неуверенное интонирование – я занижаю, не дотягиваю дыханием нотки. Меня это наламывает. Хотя, ты прав – фил получился знатный.

– Ну, я ещё посижу, почищу скверные местечки. Там "криминальных" мест нет – всё можно исправить. Зато с настроением всё в порядке и по ритмичности никаких претензий. И ты ещё учти, что вокал сухой – я повешу эффекты и будет "щиколат". Если это Таня тебя так вдохновила, то я тебя без неё в студию больше пущу, – Челя картинно расшаркался перед ней.

– Ответно, – Татьяна встала и сделала шутливый книксен.

– А теперь вы мне здесь без надобности. Сваливайте поскорей – я засяду чистить твои интонационные лажи1, Моррисон ты наш. Завтра подгребай с самого утра, часиков в двенадцать, послушаем, что получилось.

– О`кей, договорились.

– И барышню с собой пригласи на всякий случай – вдруг чё допеть надо будет. Я серьёзно говорю – ты в микрофонную не войдёшь, пока она не будет сидеть на диванчике.

Татьяна рассмеялась:

– Льстец!

– Толстый и отвратительный льстец, – согласился Пепел, – он просто бьёт к тебе клинья.

– Во-первых, я не толстый, – завозмущался Челя, а во-вторых, винить человека за то, что он делает комплименты женщине – низость!

А теперь – прочь отсюда!

Пепел с Татьяной, хохоча, выбежали из студии.

Тёплый осенний вечер – приятный камбэк в лето… Хорошо пройтись по сухим пока ещё тротуарам, петлять узенькими улочками, беседуя о пустяках и целуясь, словно пара школьников… Пить в парке дорогое французское красное вино, непременно из горлышка, дурачась и вырывая друг у друга бутылку, закусывая кусочками сыра и оглядываясь, чтоб не застукали менты… Ловить на себе осуждающие взгляды застёгнутых на все пуговицы граждан, спешащих по своим делам… И плевать на их неодобрение с высокой колокольни…

– Ты – гадкий соблазнитель и коварный растлитель целомудренных женских душ! Я там, в студии, почти влюбилась в тебя, пока ты пел!

– Всего лишь почти? Я теряю былую хватку! Старею, наверное!

– Ах ты, негодяй! Ты, наверное, коллекционируешь женские души!

Признавайся!

– Признаюсь, моя королева! Но твоя душа будет главной жемчужиной моей коллекции! Так что никакие "почти" мне не подходят! Придётся надуться и взяться за тебя всерьёз!

– Ладно, поглядим ещё! Но если ты собрался взяться за меня всерьёз, то сделай это в более тёплом месте! Уже почти ночь и совсем свежо! Я замёрзла, Казанова чёртов! Немедленно обними меня покрепче и доставь в тёплое помещение с горячей ванной и широкой кроватью!

– Мне нравится ход ваших мыслей, мадам! Только один организационный вопрос – ко мне или к тебе?

– Ко мне ближе, во-первых. А у тебя, наверное, в холодильнике снова ни черта нет, кроме водки и томатного сока! И перестань меня кусать за губу, садист!

_Current music: Count Basie "Evening"_

– Ёхарный бабай! Что это с ним?

– А бес его знает… Может, подпух с бодунища?

– Какое, в драную качель, подпух! Ты посмотри, как его перекосоёбило!

– Нда… Как-то он хреновато выглядит, скажем прямо…

Несколько лиц склонились над лежащим неподвижно телом и рассматривают его, обмениваясь замечаниями. В интонациях сквозит неподдельный интерес и ничего более.

– Сдаётся мне – это флюс. Окно открыто – вот и надуло.

– Думаешь? И что теперь делать? Может "скорую" вызвать?

– Ага… И его прямым ходом – в наркологию. Он же не протрезвел ещё…

– Его надо в холодную ванну макнуть.

– Ебанись – если флюс, то его нельзя переохлаждать.

История абсолютно банальна. Пепловы ребята оттягивались вчера в

"Кубике", денег хватало, водки и настроения – чуть выше планки. К полуночи заявилась Пэм с Дашей – своим новым любовным приключением.

Девицы приняли участие во всеобщем сабантуе, а после двух ночи вся компашка отправилась к Пэм догнаться. "Кубиковый" марафон завершился стремительной стометровкой у Пэм.

Чиллаут срубился на последней сотне граммов и тихо сполз под стол, где и осталось лежать его бездыханное тело после того, как собутыльники расползлись по лежбищам – благо, этого добра у Пэм хватало.