Петр Ореховский - Бутылка, законченная питьем ( Рассказы )

Неожиданно, выйдя откуда-то справа, рядом села жена. Посмотрев на него, она вдруг сказала: “Петров, а за тебя, оказывается, надо бороться”. Он промолчал. Они посидели еще какое-то время.

На следующий день она улетела из Симферополя вместе с ним. До конца назначенного срока в три недели они не дотянули всего два дня.

В Новосибирске было уже прохладно. Цех Петрова встал: через три дня после его отъезда стал расти процент брака, к исходу второй недели некондиция составляла уже больше половины выпуска. В этих условиях заместитель Петрова счел за лучшее отправить всех в неоплачиваемый отпуск.

С возвращением Петрова жизнь началась снова. Он заметил, что рабочие смотрят на него какими-то другими глазами, всячески демонстрируя ему свое уважение и общую старательность. Уровень качества удалось восстановить быстро.

Через неделю прилетел крымско-московский татарин Георгий. Петров искренне поблагодарил его за свой евпаторийский отдых. Тут же выяснилось, что Петрову увеличили жалованье в два с половиной раза, а его выезды и работа по налаживанию производства в других филиалах будут оплачиваться отдельно, дополнительно и по более высокой ставке. Конечно, Петров согласился.

Отпуск кончился, и из загаданных желаний сбылось почти все.

Наступила ранняя сибирская осень, и Петрову стало казаться, что тяжелая летняя жара и злость были в его жизни уже много лет назад.

По воскресеньям все семейство Петровых стало выбираться за город на семейном автомобиле. Бывает, Петров подолгу смотрит на свою жену, пытаясь вспомнить что-то, что, как ему показалось, он почти понял в ней на юге. Бывает, что, сидя на берегу Оби или гуляя по местным лесам, Петров вдруг ощущает светлую щемящую тоску. Может, он предчувствует неизбежность инфаркта, о которой его нынешний приятель, крымский татарин Георгий, будучи врачом по образованию, сказал его жене этим летом, настаивая на том, что Петрова надо вывозить в отпуск как минимум два раза в год. А может, это последствия перехода Петрова от водки к потреблению крымских вин: водка его бодрила, а вино тяжелит голову и делает Петрова сентиментальным.

Початая бутылка полна разговоров, пустая – сожалений. Раньше я спокойно относился к пустым бутылкам у себя на столе, теперь они меня раздражают, напоминая об объеме выпитого, и я сразу пытаюсь их убрать, а по возможности и выкинуть. Если бы у меня был шанс, то я попытался бы заменить свою судьбу на другую, как перегоревшую лампочку, или, если угодно, как пустую бутылку на полную, но Господь давно не желает ко мне прислушиваться. Признаться, я сейчас часто пытаюсь обратиться к Нему за помощью. Ничего другого не остается.

Искусство выпивать в одиночку требует бережного отношения к своей памяти: недаром такие посиделки в народе называют “чокнуться с дьяволом”. Мне предстоит длинный вечер. И я начинаю вспоминать.

Прошлое путается с настоящим и сворачивается клубком, как собака у порога. Два печальных собачьих глаза глядят на меня сквозь шерсть не отрываясь…

Этот город был ничем не хуже других, просто я прожил в нем уже достаточно много времени. Мне надоели его плоские пейзажи, грязная неширокая река, в которой уже давно никто не купается, пустыри и холода. Сколько я бываю в сибирских городах, столько же меня раздражают холода и пустые пространства. Почему бы какому-нибудь современному художнику не написать полную психологизма картину: “В ожидании общественного транспорта”? Или они одновременно с палитрой приобретают личный автомобиль?

Все началось несколько лет назад, когда я взял взаймы у своих друзей пятнадцать тысяч долларов. Дело мое процветало, но не хватало оборотных средств. “Зачем тебе банк? – сказали они. – Мы дадим тебе деньги гораздо дешевле”.

Процент действительно был намного ниже, и я согласился. Через год у них якобы случилась какая-то беда, и уже они попросили у меня взаймы. Тридцать тысяч долларов. Для того чтобы собрать эти деньги, я выгреб свои черно-белые кассы и еще занял под разные активы.

Друзья исчезли, а я остался должен кредиторам после всех расчетов теперь уже пятьдесят тысяч.

С тех пор я перестал быть автомобилистом, хотя и редко пользуюсь общественным транспортом.

Впоследствии я узнал, что подобные операции у нас в ходу, даже термин есть: “откормить поросенка”. Однако обидно, когда в качестве поросенка выступаешь ты сам. И, как мне объяснили, я должен еще радоваться, что меня не убили. Действительно, одно время радовался.

Сейчас как-то уже не очень.

Впрочем, все и в самом деле не так уж плохо. Хотя мы и разъехались с женой, но ни ее, ни сына все это практически не коснулось. Можно сказать, они даже выиграли материально после официального развода – естественно, большая часть имущества у нас была оформлена на жену.

Жизнь идет дальше, говорю я сам себе, затягиваясь в туалете своего номера самокруткой из местной анаши. Как ни смешно, я не курю табак.

Но анаша примиряет меня с ситуацией.

Официально я торгую в этом городе продукцией одной московской фирмы.

На самом деле у этой фирмы нет своей продукции, она – чистый посредник. И ее прибыли напрямую зависят от эффективности действий местных дилеров. А я контролирую их действия. Но уже неофициально.

Это – мой секрет Полишинеля.

Большая часть наших поставок – это соли, увеличивающие отдачу нефтяных пластов. И соли, которые, наоборот, помогают консервировать скважины после окончания нефтедобычи. Это приносит фирме большой доход. Своего рода лекарства от медвежьей болезни Земли. Мне приятно причислять себя к почтенной когорте медиков.

За последние четыре года я уже отдал сорок тысяч, не считая процентов. А проценты оказались большими. Собственно, их я и отрабатывал. По мере уменьшения долга у меня все чаще возникал вопрос: а что же я буду делать дальше? Прямо будущий декабрист во время войны с Наполеоном. Может быть, опять сойдемся с женой. Или я обзаведусь другим домом. Может быть.

Я стараюсь запретить себе такие мысли, пока окончательно не погашен долг. Но – поневоле думается. Мы ведь часто нужны людям в качестве их должников. Пока ты должен, в тебе заинтересованы. Ты возвращаешь долг, платишь проценты. Тебе помогают. А когда ты никому ничего не должен, ты – сам по себе. И никому не нужен. И начинаешь бороться за то, чтобы теперь тебе стали должны другие. Такая вот нехитрая логика жизни.

После анаши я тщательно чищу зубы, умываюсь, пью слабый чай и сажусь писать диссертацию на заказ. (Вообще-то я, как нынче принято выражаться, дипломированный химик. Кандидат наук.) Мой приятель в

Москве эти диссертации продает. Говорят, в области естественных и технических наук эти труды стоят сравнительно дешево: сейчас в основном котируются экономисты, философы, социологи. Не знаю. Мой гонорар должен составить две тысячи зеленых. Почему бы за эти деньги не обработать данные о результатах применения наших солей на различных месторождениях? Даже самому интересно.