Эльвира Барякина - Женщина с большой буквы «Ж»

— Нет. Просто мы нашли актера, который больше подходит на эту роль.

Я несла какую-то чушь, пытаясь выгородить бедного ребенка: напоминала Кевину его слова, что Зэк — будущая звезда, что он сам прочил его в секс-символы десятилетия…

Кевин заказал мне мартини.

— Хочешь, я сам с ним поговорю?

Я почти ничего не запомнила из того, что Кевин сказал Зэку. Я осознавала, что он прав, что он делает свою работу, и эта подмена в актерском составе — обычное явление. Единственное, что запало мне в память, так это то, как Кевин объяснял успех.

Это не всенародная любовь к тебе. Это, в первую очередь, зависть менее удачливых коллег. Это пара-тройка шизофреников, которые будут следить за каждым твоим шагом, превратно истолковывать твои слова и с нетерпением ждать, когда ты оступишься.

Успех — это постоянный страх: а вдруг сегодня ты не сможешь быть таким же интересным, как вчера? Вдруг «они» отвернутся от тебя?

Успех — это осознание, что у тебя нет иного пути, кроме карабканья вверх. Отход назад будет расценен как поражение, стояние на месте — тоже, уход в тень — тоже. Это ежедневное внутричерепное давление.

Успех — это резкие слова критиков и молчание друзей.

— Так ты этого хочешь? — спросил Кевин.

Зэк бросил трубку, не ответив. Я знала, что он сейчас упадет на диван и, пока никто не видит, заплачет.

— Налей еще мартини, — сказала я бармену.

Тот свинтил крышку у новой бутылки.

— Когда с фильма снимают — это еще ничего, — произнес Гриша. — Вот когда я служил в армии, нас заставляли быть донорами. Поначалу все очень ждали этого дня — нам за это давали спецпаек и никуда не гоняли. Но один раз сержант сказал, что надо разгрузить два вагона угля. С утра сдали по 250 грамм крови и на разгрузку… Вот это да — трудно было.

ДВОЕ В АВТОБУСЕ, НЕ СЧИТАЯ СОБАКИ

30 сентября 2006 г.

Давным-давно, когда Бог уже наигрался Вселенной и забросил ее под кровать, от небесного рая по хозяйскому недосмотру отвалился кусочек и упал в Тихий океан. Так появились на свет Гаваи.

Стоит сойти с самолета, вдохнуть карамельный воздух и сразу становится понятно: все так и было. Здесь море синее неба и птицы пестры и болтливы. Здесь у каждого листа мания величия…

В аэропорту, перед самым вознесением в рай, я чуть было не потеряла Зэков фотоаппарат. Положила его в пластмассовый тазик, отправила на досмотр, а забрать обратно забыла. Муж хватился его уже перед самой посадкой.

— А-а-а! Мать-перемать!!!

Фотоаппарат нам вернули, а вот Зэково благодушие так и затерялось где-то в коридорах аэропорта.

— На фига ты книжку купила? Все равно читать не будешь. Бу-бу-бу… Бя-бя-бя… — Брови сдвинулись, губа оттопырилась совочком. — Пятнадцать долларов стоит. Тебе что, деньги некуда девать?

После крушения надежд кто-то впадает в апатию, кто-то уходит в запой, а Зэк заболел жадностью. Ему было жалко всего: трех долларов за парковку, воды в раковине… Нашел в море позеленевший цент, оттер песочком и положил в карман — на черный день.

Больше всего его огорчал фонтан под нашими окнами: туристы накидали туда мелочи. Зэк выбирался на балкон и производил подсчеты:

— Двадцать девять долларов пятнадцать центов. Можно стейк в ресторане заказать.

Впрочем, ходить по ресторанам он отказался с самого начала:

— Дорого. Нам на дом копить надо.

Я попыталась спросить его, на фига лететь на Гаваи, если все равно собираешься сидеть в номере и копить денюшки, но ответа не последовало.

— Прикинь, даже на экскурсии ездить отказался! — сообщила я Мелисске по телефону. Но вместо того, чтобы посочувствовать, она захохотала:

— Это я его сглазила! Жадность — лучшее средство от женщин. Так что ты его скоро бросишь.

От жалости к Зэку мне хотелось плакать. Я специально потащила его на Гаваи — надеялась, что он немного развеется и придет в себя. Но он решил, что у него жизнь не удалась, и слово его было крепко.

Вечером я разглядывала рекламные проспекты:

Летать над океаном на парашюте — я и с доплатой не полечу;

Хождение по джунглям с экскурсией — прикольно, но лень.

Подводное плавание, встреча восхода, встреча заката, путешествие в кратер вулкана, полет на вертолете…

— Так ты поедешь хоть куда-нибудь? — спросила я Зэка.

— Нет.

— А я поеду.

— Это твой выбор.

Зэк хотел, чтобы я сидела в номере и горевала вместе с ним.

Мне на глаза попался очередной проспект: «Если вы скучаете по песику, оставшемуся дома, мы сдадим вам в аренду собачку на любой вкус. Наши дружелюбные и ласковые питомцы с удовольствием составят вам компанию во время путешествия на Хану».

Я подумала, что кто-нибудь дружелюбный и ласковый мне сейчас точно не помешает.

Чтобы не травмировать Зэка еще больше, я вышла на балкон и прикрыла за собой стеклянную дверь.

— Аллё! Это вы собак в прокат сдаете? Я завтра собираюсь на Хану и мне нужен какой-нибудь малогавкающий уродец.

— А я не подойду? — спросил знакомый голос сверху.

Я подняла голову. На балконе этажем выше стоял Пол.

— Ты чего сюда приперся?!

— Захотел.

Я обернулась на Зэка. Он все также сидел в кресле и смотрел телевизор. Вернувшись в номер, я схватила полотенце.

— Пойду в джакузи посижу.

— Как ты узнал, где я остановлюсь? — накинулась я на Пола.

— Мне Мелисса сказала.

Некоторое время мы молча смотрели друг на друга.

— Слушай, ты выбрал самое плохое время, — первой не выдержала я. — У Зэка проблемы: он потерял работу, на которую очень рассчитывал. Ты понимаешь, что у него крыша поедет, если он подумает, что и я его предаю…

Пол испустил вздох сочувствия.

— Да-а, хреново ему.

— Ну тогда не трепи ему нервы!

— Как скажете. Я отправлюсь с тобой в Хану, и он даже не узнает о моем приезде.

Есть мне прощение? Наверное, нет.

С Зэком ТРУДНО. Его так легко было любить, когда он светился изнутри, когда строил грандиозные планы, кормил меня пиццей и говорил, что ему нравятся упитанные кокотки… В последнее время он начал пахнуть больничной палатой. С ним и говорить-то положено только о «болячках». Иначе неуважение к горю получается.

Удирая с Полом на Хану, я думала о женщинах, которые бросают мужчин в беде: во время болезни или финансового краха. Конечно, кто-то бежит от проблем, но многие уходят по другой причине. Бывает, неудача ломает людям становой хребет. На месте теплокровного родного существа появляется привидение, а жить в доме с привидениями — на это не у всех нервов хватит.

Запомнить, зарубить себе на носу! Что бы ни случилось: переедь меня трамваем, разбей паралич — всегда держать хвост пистолетом! Уныние — это хуже ядерных отходов. Потому-то с ним в рай и не пускают — чтобы не портить экологию.

— Ты едешь сам по себе, а я поеду со своей временной собакой, — сказала я Полу.