Анна Коростелева - Ловушка для снов

На Кекиик от неожиданности напал столбняк, и она стояла с разинутым ртом полчаса, а может, и больше, так что уже даже Нэнквисс, сидевший в вигваме и делавший свои стрелы, начал беспокоиться, не случилось ли чего, и высунулся наружу. Аист щёлкнул клювом, игриво подмигнул Нэнквиссу своим круглым глазом, почистился и улетел. Кекиик с Нэнквиссом заглянули в узелок. Там был совсем маленький мальчик, да ещё какой хорошенький! Неизвестно откуда, но Кекиик почему-то прекрасно знала, что обычно делают с такими маленькими детьми, и, едва принеся сына в вигвам, сейчас же принялась его кормить, купать и пеленать и ни за что не хотела дать подержать его Нэнквиссу, говоря, что у того грязные руки. Нэнквисс только диву давался, заглядывая ей через плечо.

Говорили ещё, что тот аист угнездился с тех пор неподалёку, и что у Нэнквисса и Кекиик было много хлопот с этим аистом, потому что он таскал и таскал к ним всё, что ни вздумает, не считаясь даже со временем суток.

Нечего и говорить о том, сколько дел у женщины по дому, когда четверо детишек, мал мала меньше, ползают по полу вигвама и тащат всё в рот. И как же невовремя случилось, что у Кекиик начала отсыхать правая рука. Рука была очень нехороша, — висела всё время, как перешибленная, — а всё из-за того договора, который был заключён у Кекиик с её названным братом Мескви из Кагакешши, по прозвищу Ветер в Голове. Дело в том, что в наших краях есть один обычай. Любые двое людей, если им хочется, могут пойти на Круг Богов, — это у нас посреди деревни, — и заключить между собой договор: если один из них когда-нибудь оказывается в смертельной опасности, ему на короткое время передаётся сила другого. Например, на одного в лесу нападают волки, и он преспокойно от них отбивается, имея при этом двойную силу удара, — а второй, который как раз сидит у себя дома, тут же роняет горшок с горячей похлёбкой, поскольку ему в эту самую минуту отказывает правая рука. Очень удобный обычай.

Если же говорить о Мескви из Кагакешши, то он в шестнадцать лет ушёл из дома неизвестно куда, и никто больше ни разу не видел его, да и не слышал о нём. Но судя по состоянию руки Кекиик, он теперь находился в смертельной опасности непрерывно, по пятнадцать раз кряду за день. И тут неизвестно было, сражается ли он в большой битве за какое-нибудь хорошее дело или просто шляется по кабакам, ввязываясь во все пьяные драки, а только Кекиик никак не могла искупать своих детей.

Другие женщины заходили помогать ей с детьми и с обедом, и вот что они говорили:

— Да сходи ты на Круг Богов и расторгни ты этот договор! Ну что ты мучаешься? Ведь твой Мескви всегда был оторви да брось.

Но Кекиик, поглядывая на свою руку, отвечала:

— Может, я и давно не видела Мескви, но я хорошо помню, что он был не простым человеком. Сказать по правде, не думаю, что наша деревня запомнится людям чем-нибудь, кроме того, что там жил Мескви. И хоть у него и ветер в голове, но головой этой он соображает покрепче вашего.

Однако хвалёный Мескви как раз меньше всего интересовал Нэнквисса. Его интересовала её рука. Поэтому на седьмую ночь Нэнквисс отправился за советом к шаману. В сумерках он спустился по тропинке со Слиав Куах, Кукушачьей горы, неся с собой подарки для великого Куви.

Великий Куви был настолько стар, что, в общем-то, врос в землю. Однако он сохранил живой ум, что бы там о нём ни говорили.

— Ясное дело, — начал он загробным голосом, деловито подгребая клюкой принесённые Нэнквиссом шкуры бобров. — Ты хочешь знать, куда подевался Мескви из Кагакешши, по прозвищу Ветер в Голове? Так это долгая история, — проскрипел великий Куви, подталкивая к Нэнквиссу кувшин с хорошо перебродившим кленовым соком. — И тебе нужно сперва хорошенечко прочистить мозги, чтобы ты понял её. Выпей-ка вот этого.

Нэнквисс отпил из кувшина, и у него закружилась голова, и ему было показалось, что стены вигвама зашевелились.

— Скажи мне, — спрашивал между тем великий Куви. — Куда, по-твоему, делись наши великие предки?

— Они ушли за Белые Горы, — отвечал Нэнквисс, держась покрепче за свою голову.

— Так говорят. А ты задумывался когда-нибудь, где эти горы? Вот Мескви с детства только об этом и думал. Он спрашивал у всех, что такое Белые Горы. Он таскался за всеми и спрашивал об этом. Одна старуха сказала ему, что Белые Горы — это облака и наши предки просто ушли на небо. Но будь я проклят, если он ей поверил. Он копался в этой истории, как чайка в отбросах, он вцепился в неё хуже койота. И наконец, в один прекрасный день он исчез. Яснее ясного было, что он отчалил на поиски наших великих предков.

— Отчалил? — переспросил Нэнквисс. — Он переплыл Великое Море?

— Уж не знаю, переплыл он его или не переплыл, но что отчалил — это точно.

— Так он отправился искать Страну Мёртвых, — покачал головой Нэнквисс. — Хуже глупости и не придумаешь.

Тут он с надеждой посмотрел на великого Куви.

— А как бы мне найти эту страну?

— Глупость заразительна, — вздохнул великий Куви. — Ну, если ты поплывёшь вслед за ним, рано или поздно ты, очевидно, увидишь Белые Горы. Ну, и потом — в той стране все поголовно будут говорить на языке наших предков.

— Но я не знаю языка наших предков! — воскликнул Нэнквисс.

— А когда дождливой осенней ночью гость приходит в твой вигвам, что ты говоришь ему?

— Фольте ис фихе роот. [1] Fáilte is fiche romhat (ирл.) — добро пожаловать.

— Может быть, ты знаешь, что это значит? Да нет, куда тебе. Но ты говоришь то, что сказали бы и наши великие предки. Вообще-то это значит «добро пожаловать», но это так, к слову. Короче, все слова, которых ты не понимаешь, тебе в той стране очень пригодятся. Там все до единого будут понимать только эти слова, а свой обычный язык ты можешь засунуть в свой левый мокасин, — он тебе вообще не понадобится. Кстати, Мескви из Кагакешши в этой стране должны звать Фланн Мак Фиах, — по крайней мере, именно так на этом языке звучит его имя. А теперь скажи мне: что за дерево растёт у нас, в Мэшакквате, посреди Круга Богов?

— Великий Орех Мудрости, — живо отозвался Нэнквисс.

— Да, но что это за дерево?

— Это сосна, — не задумываясь отвечал Нэнквисс. Как бы там ни было, он родился и вырос в Мэшакквате и безошибочно отличал сосны от других деревьев.

— Так вот: до твоего рождения на том же месте рос здоровенный дуб. И не покажется ли тебе странным, что его тоже называли Орехом Мудрости?

— Это дело шаманов, — с почтением отвечал Нэнквисс.

— Нечего всё валить на шаманов, — заёрзал великий Куви. — Это остатки традиции. Во всей нашей культуре присутствуют реликты более высокоразвитой цивилизации. Автохтонный субстрат…

Читать дальше