Илья Стогов - Отвертка

В конце концов голова оказалась в столице. Было решено, что отныне она будет выставлена на всеобщее обозрение перед зданием Монгольского Всенародного Собрания.

Теперь, спеша на заседания, комиссары могли полюбоваться на останки того, кто осмелился встать на пути новой власти.

Однако это не был конец. Это был не конец. За этим последовало продолжение.

В 1931-м из Ленинграда в Ургу приезжает Виктор Кострюков. (Я сказал: «О!») Ученик Козлова и Пржевальского. Ученый-этнограф. Специалист по Центральной Азии и Тибету.

К тому времени Белая голова, снятая с пики, уже пылилась в запасниках Исторического музея Улан-Батора, устроенного в бывшей резиденции богдыхана.

Неизвестно, на кой хрен понадобился такой сувенир молодому советскому этнографу. Но перед отъездом из Монголии он выкупает голову у музея и получает разрешение на провоз без таможенного досмотра «ящика деревянного, продолговатого» в адрес Этнографического музея АН СССР.

Таким образом мумифицированные мощи государственного преступника нескольких стран Центральной Азии переехали с Тибетского нагорья на берега Невы.

С тех пор в запасниках петербургской Кунсткамеры значился экспонат за номером 3394. Этот экспонат никогда не выставлялся в экспозиции Кунсткамеры и вряд ли когда-нибудь будет выставлен.

Под этим номером значится аквариум с формалином. А в нем плавает почерневшая от времени человеческая голова с выбитыми передними зубами и круглым отверстием от пики в затылке.

***

Я отложил книжку и вытряс из мятой мягкой пачки «Lucky Strike» предпоследнюю сигарету.

Зря музейщики не выставляют Белую голову. Отличный экспонат. Вполне в концепции Кунсткамеры. Демонстрируют же они провинциальным школьникам чучельца детей-инвалидов. Почему не брать денег и за осмотр отрезанной башки тибетского бога?

Я пошлепал в прихожую, где в куртке все еще лежал конверт с бумагами убитого китайца. По крайней мере, теперь я знал, что именно мог искать в Петербурге Ли Гоу-чжень.

Джи-лама экспроприировал у китайцев некую реликвию. Народоармейцы доставили ее из Юм-бейсе в Ургу. Кострюков купил реликвию для своего музея. Проныра Ли вызнал о той давней истории и приехал, чтобы вернуть ценность китайскому народу.

Логическое мышление всегда было моей сильной стороной.

Я вынул из конверта пожелтевшие листки. Разбираться бы в этом хоть чуть-чуть. Знать бы, почем нынче идут «маски шамана религии Бон». Или, скажем, «верхняя одежда мужчин племени мяо-яо, пошитая из шкуры яка».

Из всех 312 пунктов описи вопросы могли возникнуть только по двум. Экспонат номер 168 («ящик продолговатый, деревянный») и экспонат номер 233 («коробка бумажная, опечатанная сургучом»).

Ну, допустим, «ящик продолговатый» — это та самая голова. А вот что такое «коробка»? Да еще и опечатанная? То есть более ценная, чем даже голова…

В пачке оставалась всего одна сигарета. Я вытащил ее и закурил. В этот момент зазвонил телефон. Зазвонил он неожиданно и громко. Я вздрогнул и уронил сигарету на пол.

Еще немного этой истории — и я стану биться в истерике просто от стука собственного пульса в ушах.

— Алё! алё! господин Стогов? Извините, что беспокою! Это Дэн Шан-ся, из китайского консульства! Вы меня слышите?

— Я вас слышу. Я рад вас слышать. Что-нибудь случилось?

— Если возможно, я хотел бы с вами поговорить. Встретиться и поговорить. Это возможно?

— Что случилось?

— Ничего не случилось. Просто встретиться.

— Совсем просто встретиться?

— Что вы сказали? Я не понимаю.

— Вы хотите встретиться сейчас?

— Почему сейчас? Если вы не возражаете, завтра. У вас будет время завтра?

— Для вас — всегда!

— Спасибо, Илья! Давайте встретимся завтра в буддийском храме.

— Где?

— В буддийском храме. Его адрес — Приморский проспект, дом девяносто один. Любой трамвай от станции метро «Черная речка». Давайте? Отлично, договорились.

Китаец положил трубку.

Я стоял и слушал, как в трубке пищат гудки отбоя. В голове вертелась только одна мысль: почему он выбрал для встречи такое странное место?

Санкт-Петербург, город, в котором я живу, является городом трех революций, двух дюжин рек и каналов… а еще — городом тысячи и одного божества.

Где-нибудь на Мойке, в радиусе километра вокруг Кировского театра, вы найдете православный Николо-Богоявленский собор, иудейскую хоральную синагогу, кришнаитское кафе «Новая Навадвипа», заведение под вывеской «Штаб-квартира последователей веры Бахаи», курсы зороастрийской астрологии и даже кружок сатанистов… правда, не очень большой.

Как было обойтись в таком городе без буддийского монастыря?

Ровно в двадцать минут третьего я вошел в ворота петербургского буддийского монастыря, носящего красивое имя «Дацан Гунзэчойнэй». В переводе — «Место распространения Учения Будды, Сострадательного Ко Всем».

Я был чисто выбрит, абсолютно трезв и пах одеколоном. А монастырь был большой и напоминал крепость. При взгляде на него сразу становилось понятно, что это вам не просто так, а место, блин, распространения, и вообще.

Прячась от дождя, под навесом стоял вежливый китайский консул Дэн. Мы за руку поздоровались. Консул мне улыбнулся.

Всю дорогу до монастыря я смотрел на витрины сутки напролет работающих магазинов. Я видел сотни витрин. Тысячи тысяч бутылок и банок пива. В моем городе тысячи и одного божества хватило места им всем.

Я думал об этих бутылках… напряженно думал о них… но потом решил, что являться на деловую встречу воняя пивом бестактно.

Может быть, консул сам предложит… в прошлый раз мы с ним пили водку… может быть, и теперь…

Консул не предложил. Я расстроился. Консул спросил, как у меня дела. Я соврал: сказал, что отлично. Он предложил пройти внутрь монастыря, и мы прошли.

Первое, что я почувствовал, был запах. В монастыре странно пахло. Запах говорил о джунглях после ливня… о ядовитых, но прекрасных цветах жасмина… о китаянках-стриптизершах из дешевых кабаков Шанхая… В монастыре пахло Азией.

На полу главного зала лежал ковер. Потолки были высокие, а у дальней стены сидел позолоченный Будда. Перед ним на полу сидели ламы — человек двадцать. Бритые, в плащах. Не исключено, что настоящие тибетцы.

— Здесь очень красиво, вам не кажется?

— Красиво? Пожалуй, да. Красиво.

— Если вы не спешите, давайте дождемся окончания службы?

Консул сел на скамью у входа, а я, дурак, уселся рядом. Скамья оказалась чудовищно неудобной. Сиденье было узким. Спинки не было вовсе. Позвоночник упирался в холодную и жесткую стену. Посидишь с полчасика и начнешь прикидывать — а как бы это, блин, переместиться отсюда куда-нибудь, по возможности в нирвану?