Ион Деген - Голограммы

— Они же, бля, по существу дикари. У них же, бля, никакой культуры. Да если бы не мы, Израиль, бля, был бы страной папуасов. Посмотри на этого хера в кипе. Он же, бля, одурманен религией. Он же, бля, еще недочеловек.

«Хер в кипе», инженер-строитель, работавший в Яд ва-Шем, услышал этот разговор. Бывший москвич был религиозным и носил черную ермолку. Он приблизился к скамейке и, не без труда имитируя ивритский акцент, сказал:

— Простите, случайно я услыхал культурную русскую речь. Русский язык я выучил здесь в университете. Но, по-видимому, мои знания очень ограничены. Я все время слышу слово «бля», а вот значение его мне неизвестно.

Молодой человек замер с огурцом во рту. Женщина смущенно промолвила:

— Это… Это такая связка.

— Ага, понимаю. Связка, делающая речь более выразительной. Спасибо большое. Что бы мы делали без вас? На каком уровне оставалась бы наша культура? Спасибо большое. «Бля» — это очень поднимет мой культурный уровень. Спасибо большое.

Он поклонился и направился к административному зданию.

Два профессора — хирург и ортопед — окончили институт сорок четыре года назад. Сейчас они выпивали по этому поводу и обсуждали важную проблему: кто был стукачом в их студенческой группе. Трех человек они назвали, не сговариваясь. И не сговариваясь, высказали сомнение, ограничивался ли этими тремя штат стукачей в их группе, состоявшей из двадцати четырех студентов.

Группа российских туристов на Монмартре. Гид — юный студент с вполне приличным словарным запасом.

— Господа, встречаемся у этой скамейки через полтора часа.

Группа растворилась в потоке прохожих. Остались гид и два туриста. Оба, весьма состоятельные москвичи из так называемых новых русских, уже осмотрели на Монмартре, как они считали, все что достойно осмотра, и удобно расположились на скамейке. Гид вынул из сумки томик Тургенева.

— Знаете, — сказал он, — у меня часто бывают проблемы с идиомами. Например, что значит «ударить лицом в грязь»?

Оба, заикаясь, помогая себе руками, добросовестно старались растолковать бестолковому французу такую само собой разумеющуюся фразу. Их усилия не увенчались успехом.

— А х… его знает, как еще объяснить, — сказал один из них.

— Вот-вот, — подхватил гид. — И это выражение. Почему русские считают мужской половой член таким интеллигентным, что он все знает?

На именины, когда мне исполнилось три года, кто-то из гостей принес подарок — игрушечный рояль, точную копию настоящего, только маленький. На нем даже можно было играть.

Но мне не нужен был рояль. Я мечтал о велосипеде. Увы, никто не догадался подарить мне велосипед. Тогда я решил осуществить свою мечту — самостоятельно сделать велосипед из рояля.

Не помню, как именно трехлетнему ребенку удалось разобрать рояль на составные части, а составные части — на их составные части. Но удалось. А вот собрать из них велосипед почему-то я никак не мог.

Сейчас мне доподлинно известно, что даже умелец, способный подковать блоху и сварить борщ из топора, не смог бы соорудить велосипед из деревянных щепок, поломанных клавишей и пузатых ножек, из всего того, что первоначально было красивой игрушкой.

Но достает ли ума у несмышленышей задуматься над конечным результатом, когда они начинают превращать настоящее в свою мечту?

Мы были неразлучны до отъезда в Израиль. Я благодарил судьбу за то, что она подарила нам такого друга. Он не прерывал связи с нами, хотя это могло пагубно сказаться на его карьере.

Спустя двенадцать лет он приехал к нам в гости. Радость встречи опьянила нас. Мы делали все, чтобы месяц пребывания в Израиле стал для него счастливейшей порой жизни.

У него было более чем смутное представление о нашей стране и никакого представления об истории своего народа. Интеллигентного человека удивило даже то, что Иерусалим — столица Израиля. Ведь там неустанно твердили «агрессия Тель-Авива», «происки Тель-Авива»…

Мы старались показать ему страну от ливанской и сирийской границы до Красного моря, показать все, что стало для нас таким родным.

Он признался, что его поразил уровень жизни и невероятная концентрация интересных людей. Но даже предположить он не мог, что Израиль так красив. Наибольший интерес он проявлял к местам, связанным с христианством. Мы возили его по этим местам, чтобы доставить ему удовольствие.

После первых дней эйфории он все больше и больше мрачнел. Невидимая стена медленно вырастала между нами. Мы мучительно старались понять, что произошло. Возможно, обидели его чем-нибудь невзначай? Мы анализировали каждый шаг и каждое слово и не находили ответа.

Все разъяснилось во время проводов в аэропорту.

Он не мог представить себе, что люди, в стране исхода ненавидевшие пропаганду, сами станут пропагандистами сионизма? Но еще хуже, что объектом этой пропаганды мы сделали его, нашего самого большого друга.

Могли ли мы до этого додуматься?

В два года и десять месяцев, когда сын произнес эту фразу, у него был уже изрядный список изречений. Можно было догадаться, почему он так высказался. У всех детей папы как папы. А у него — папа с палочкой.

В этом возрасте сын уже осознал непродолжительность некоторых отклонении от нормы. Поэтому фраза «Когда папа отхромается…» прозвучала логично, хотя и забавно.

Прошло много лет. Сын стал специалистом в области, оперирующей процессами в пространстве и во времени. Сейчас он просит Бога, чтобы папа как можно дольше не отхромался.

Книга «Голограммы» — сборник более ста маленьких рассказов- вышла в свет в 1996 году. Первый из рассказов — «Придурок» — был написан в 1946 году.

Я считал, что с изданием книги появление маленьких рассказов закончится. Но — удивительное дело! Они продолжают рождаться!

На второе, дополненное, издание «Голограмм» я не надеюсь. Поэтому посчитал уместным поместить рассказы, появившиеся после 1996 года, в электронную версию книги.

Рассказы — как рассказы. Хоть и маленькие.

Завершились десять лет пребывания в аду. Десять лет существования в кухне родительской однокомнатной квартиры. Кухню превратили в комнату. В ней она ютилась с мужем и маленьким сыном.

Несопоставимо страшнее была моральная обстановка. Беспрерывная война между зятем и тещей.

И вот, наконец, счастье! Она получила двухкомнатную квартирку. Девятый этаж нового дома на самой окраине. Но была и своеобразная компенсация: дом примыкал к опушке леса. Перевезли свой нехитрый скарб: тахту, стол, два стула, раскладушку, на которой спал сын и разваливающийся фанерный шифоньер.