Сухбат Афлатуни - День сомнения

— Этот небесный мальчик, — заметил Триярский, подбирая с земли вылетевшие пачки, — вчера тебя предал, а сегодня обобрал.

— Не верю! Не верю! — кричала Аллунчик, выхватывая у Триярского деньги. — Это была моя самая платоническая любовь…

Триярский отвесил Аллунчику несколько профессиональных пощечин:

— Так, ты хочешь, чтобы я тебе мужа искал — или твою небесную любовь оплакивал? Да ты понимаешь своими мозгами — прояви этот воришка поменьше творчества, и коптился я бы сейчас там внизу вместе с ним?! А эт-то что такое?

К воротам особняка подтарахтел газик:

— Руслан-эфенди?

— Ну, я…

— Я и вижу, что вы: давай, загружайся, — крикнул водитель — Через двадцать минут уже на проходной.

Троица подошла к машине.

— Не садись, — заволновалась Аллунчик.

— Как вас зовут? — сощурился на шофера Триярский.

— А, зовут?! Вас что, не предупредили — Лева, Лева зовут, Левон по-паспортному… — и погрозил Триярскому каким-то замасленным удостоверением.

— Садись… — рассеяно сказал Триярский Элю.

— Э, нэтушки! — замахал водитель. — Пропуск только на одного, меня предупредили.

— Как же… а мне сказали на двух, — вяло лукавил Триярский.

— Официально говорю: нэтушки!

— Ладно… Эль, ты остаешься, закончишь к моему возвращению выяснение деталей…

— Я! С этой мымрой!?

— С этим клиентом, и чтобы ни один волос с ее головы не упал.

— Понял? — Аллунчук повернулась к Элю. — Пошли, геронтофил, обед остывает.

— А тормоза в порядке? — спросил Триярский, когда они катили вниз по холму.

— Справку, что ли, показать? — проворчал Лева-Второй. — Вах, как кому-то крупно не повезло, — добавил, поцыкав на обугленные обломки того, что десять минут назад было жемчужного оттенка «Мерседесом» и цветущей плотью его шофера… Вокруг дымящихся руин юности и богатства уже сонно прогуливался полицейский, составляя коротенький акт.

— Исав, я вернулся… чтобы сказать тебе правду.

Исав сидел в той же позе, в какой Акчура оставил его два часа назад. Недособранные листы на полу шевелил подземный ветер; поблескивали консервы. Ни внезапное явление Акчуры, ни правда, с которой он вернулся, никак не отразились на задумчивой маске Исава.

— Марина Титеевна, кажется, выкарабкивается… — начал Акчура. — Теперь, доктор сказал, режим, абсолютный покой. Ты бы мог, между прочим, хотя бы поинтересоваться! То есть, я совсем не эту… правду хотел сказать.

Тишина.

— Ты, наверное, хочешь прицепиться, сколько у меня этих правд, да?

Исав помотал головой.

— Не хочешь? Что ж так? Впрочем, сколько их у меня, тебя не касается. Не касается, — повторил Акчура, чтобы хоть чем-то заполнить эту вязкую, с мурашками холода, тишину. — Я уезжаю, Исав, и ты тоже должен отсюда исчезнуть!

Исав поднялся и стал медленно собираться.

— Да подожди! — прокричал Акчура. — Выслушай… Один раз, с начала до конца, не хватаясь за свою ручку… Я уезжаю. Переезжаю. В Москву, уже решено, не говорил тебе только потому, что… Что между нами давно уже стена — пропасть… какой образ лучше?

— Образ Лжи…

— Ну… это не образ. Да. Письмишко сегодня получил — оттуда (ткнул пальцем в задрапированный паутиной потолок)… да при тебе же было. Как тебе, кстати, почтальон — неплохо, да? ха-ха… В общем. Сегодня вечером здесь развернется такое… Короче, уже взял билет.

— Марина Титеевна, кстати, отъезжать не хотела ни в какую — родина, кричит, предков. Представляешь, предков каких-то здесь откопала, смех… За тобой, кричала, будет ухаживать, рукописи мне бандерольками в Москву слать… Зачем, кричу ей, бандерольками — интернет провели, а она его, представляешь, боится! Да и вообще, мне того, что уже написано, не только на эту жизнь — на несколько вперед хватит…

Акчура понял, что слишком увлекся своей правдой; зло посмотрел на Исава.

Тот спокойно слушал.

— Сам понимаешь, что после сегодняшнего… Марина Титеевна не станет к тебе приходить. Бросать тебя здесь на голодную смерть я не хочу.

— Спасибо.

— Да уж пожалуйста! — крикнул Акчура.

— Исав, — сказал он через минуту уже остывшим голосом, — ты ведь не обижаешься на меня… Скажи, ты ведь не будешь обижаться на меня?

Он сел (как и утром, до вторжения мачехи) рядом с Исавом… а ведь этот странный человек — точно такой же, каким Акчура застал его шесть лет назад. Та же игольчатая бородка чуть ли не от ресниц. Те же оттопыренные уши. «Законсервировался он тут, под землей… Эльф какой-то. Не считая бороды — эльф, и кожа, как у младенца. А эльфу уже за сорок. Это он назло мне не стареет. И мачеха — туда же…»

Акчура перевел взгляд на собственные раздобревшие ляжки. «Приеду в Москву — сразу на тренажеры».

— Исав, ты ведь не обиделся на меня, скажи.

— Скажи, Дмитрий…

Акчура вздрогнул: так официально Исав его еще не называл.

— Дмитрий, ты же другое хочешь спросить: не стану ли я притязать на авторство?

Акчура вскочил… Потом сел — уже другим; лицо было смято бешенством, ладони сворачивались в бесполезные кулаки.

— Тебя ведь это интересовало? — продолжал своим отполированным голосом Исав. — Вон даже деньги в карман засунул, это мне — выходное пособие, да?

— Наблюдателен… Тебе детективные романы надо слагать!

Вытащил из кармана конверт с деньгами, поиграл им.

— Дмитрий, ты получишь ответ, — сказал все тем же гладким голосом Исав. — У меня тоже есть для тебя правда. Сказать тебе ее я не могу. Я всегда плохо говорил, а сейчас, под землей, совсем разучился. Я тебе ее покажу. Идем.

Встал, подошел к черной стене позади себя. Открепил плакат с анатомией противогаза, что-то поискал в шершавой кладке. Нажал.

Стена шевельнулась — отошла, вспугнув струйки пыли. Проход в темноту.

Исав закурил еще одну свечу. Защищая пламя ладонью, шагнул в проход и махнул Акчуре следовать за ним.

— Куда? Что там? — заколебался Акчура. — Я не пойду. Там что, а?

Долгий, петляющий коридор. Вначале на стенах даже угадывались плакаты с ядерным грибом и организованно реагирующим населением. Потом плакаты исчезли.

Шли уже минуты две.

Странно — видимо, Исав шел очень быстро: Акчура совершенно за ним не поспевал, но попросить идти медленнее почему-то стыдился. А пламя Исава все отдалялось.

Внезапно — после нового поворота — Акчура не увидел впереди ни спины Исава, ни свечи. Больше того — пройдя несколько шагов, Акчура уперся в мертвую стену.

— Иса-ав! Иса-ав! Иса-ав! Иса-ав. са-ав. ав… ав… — полетело по лабиринту.

Это и правда был лабиринт: свернув несколько раз, Акчура снова встретил тупик.

Ринулся обратно — погасла свеча. Тьма. Ни спичек, ни зажигалки.

— Иса-аааааа-аав… Исааааав!!! Ав! Ав! Ав! Ав! Ав!

Акчура взвыл; понеслись, умножаемые эхом, угрозы, проклятья; покатился тяжелый, как свинцовый орех, мат.