Нодар Джин - Повесть о глупости и суете

Никто дома и не подумал, что парижанин мог быть неевреем. Опасались только, что, подобно большинству французов, он, увы, мог быть атеистом. Велели сестре уговорить Аллу пригласить юношу домой на ужин. В основном — чтобы выяснить его отношение к Богу. Сомневаться в чьей-либо любви к Алле было бы глупо.

Боюсь приглашать его домой, отнекивалась та. Чего бояться-то, подбодрила сестра, человек ведь не из курдской деревни, а из Парижа! А если вдруг выяснится, что в Бога не верит, — тоже не конец: вера в небеса — дело наживное!

Алла расхрабрилась и привела юношу.

После окончания длительного шока, в который Розиных вверг вид юноши, трагизм ситуации обрёл в их глазах глубину библейской коллизии.

Негр!

Дом у Розиных был до этого визита кристально «чистым». Даже грузины не переступали порога — и вдруг такое! Самба Баба! Хуже: да, прилетел из Парижа, но туда, в Париж, примудохался из Заира!

Самбу с воплями погнали из дому, но, прежде, чем броситься к аптечке с каплями, распахнули окна выветривать африканский дух. Алла, однако, окинув спокойным взглядом разбросанное по диванам и креслам родное семейство, дёрнула плечами и произнесла немыслимое: Всех, дескать, вас презираю, и всё пропади пропадом! Ваши деньги, ваши обычаи и ваш наживной Бог!

Наутро Аркадий метнулся в милицию всучать взятку — чтобы выселить Самбу из города. Ему отказали, сославшись на Москву: центральное распределение. Тогда розинские зятья подкараулили заирца, детально избили и пригрозили, что прирежут, как африканского пса, если тот не смотает своих чёрных удочек.

Самба смотал, и, хотя в городе судачили о Розинском позоре, Аркадий с женой благодарили Бога за то, что всё утряслось.

Алла вернулась к учёбе, снова стала брать уроки музыки, а Аркадий хлопотал над планом выдачи её замуж в России, ибо в Грузии никто кроме охотников за его имуществом на неё уже не позарился бы. Сама она, увы, о замужестве по-прежнему не хотела и слышать. Не интересовали её и участившиеся приглашения на свидания, поступавшие от любителей лёгкой любовной наживы. Свою благодарность Богу за наступление покоя Аркадий выражал в пожертвованиях синагоге.

И вдруг — снова беда!

Снова прислали негров! Из того же Заира!

Алла точно с цепи сорвалась: переходила из одних чёрных рук в другие. На виду у всего города, на посмешище всей общины!

Аркадий тайно встретился с неграми, рассчитывая подкупить их и заставить отказаться от Аллиных притязаний.

Те его не поняли: Как же так?! Конец 20-го столетия, беспроволочные телефоны, полёты на Луну, родина победившего социализма — и такая косность?!

И тогда на помощь пришёл Роберт.

Мать его занималась знахарством, понатаскав в этом и сына. Кроме того в тюрьме, куда он угодил за растление малолетних, Роберт сдружился с ассирийцем Шахбазовым, который писал стихи о чёрной магии и поведал ему об искусстве управления чужими душами.

Этого Шахбазова я помнил со студенческих лет. Он рассказывал всем, будто в одной ассирийской рукописи, которую переводил в куплетах на русский, сказано, что каждая душа, узнав о назначении воплотиться в человека, глубоко об этом горюет. И молит Бога не посылать её в человеческую плоть — место плача, скорби и боли. Но Господь, дескать, неумолим: на то Он и Господь.

Поэтому, уверял Шахбазов, человек рождается против своего желания, живёт против желания, умирает против желания, а душа возвращается вверх и трепещет в ожидании Страшного суда. А раз уж душа любого человека пребывает нехотя, с нею легко войти в заговор. Как и всё сказанное Шахбазовым, я считал это глупой выдумкой, но позже вычитал такое же в Талмуде. Что же касается самого ассирийца, он, кстати, повесился наутро после того, как его отпустили на свободу.

По словам матери, Роберт взялся помочь Розину за крупную сумму.

Раз в день, ранним утром, от встречался с девушкой наедине в своей квартире и, говорят, шептал над ней заклинания с тем, чтобы её душа расторгла договор с сатаной. Вечерами же, в присутствии Аркадия, Роберт умерщвлял в своей мастерской чёрного петуха. Однако прежде, чем полоснуть его ножом по горлу, резник требовал у девушки прижать птицу на мгновение к своей порочной плоти.

— Стоп! — шепнул я матери и шагнул в угол, где над канавкой для стока крови суетились Роберт с Аллой.

— А где Аркадий? — спросил я у него.

Беззвучно шевеля мясистыми губами, он, впрочем, меня не услышал. И не в мою сторону не обернулся. Правая рука Роберта держала за ноги вздрагивавшего петуха, а другая лежала на шее девушки. Алла — с поникшей головой — стояла к нему впритык и посматривала на меня исподлобья.

Мне показалось, что в тепле ладони на её шее и в моём неясном взгляде она учуяла нечто такое, что лежит по другую сторону добра и зла. Зрачки у неё были теперь особенно мутными, но она их не стеснялась — и не моргала. Закончив молиться, резник зубами задрал себе рукава и обнажил заросшие жёлтым мхом мускулистые руки. Потом взметнул петуха в воздух, прижался к девушке плотнее и стал крутить птицу над её головой.

— Зот халифати, зот тепурати… Вот твой выкуп, твоё искупление, — шептал он, пригнув к ней свою голову. — Этот петух будет умерщвлён, а ты очищена! Скажи «амен»!

— Амен! — приговаривала чуть слышно девушка.

После третьего раза резник откинул петуху голову назад, отщипнул пух на горле и, выдернув из передника нож, полоснул птицу по глотке.

Петух удивился: выкатил глаза. Взгляд его остекленел.

Роберт забрал в зубы окровавленный нож и большим пальцем левой руки надавил на рану. Надрез на горле расступился, и из него, задымив розовым паром, выскочил перерезанный конец трахеи. Через мгновение из раны хлынула быстрая струя крови, и резник вскинул птицу на крючок над канавкой.

Девушка не отводила глаз от забившегося петуха и не пыталась укрыться от разбрызгиваемой им крови. Когда птица угомонилась, Алла, побледневшая и скрюченная, направилась к выходу навстречу вернувшемуся со двора отцу.

— Помолилась? — спросил у неё Розин.

— Пока нет, — ответил Роберт и, притянув к себе девушку, медленно, но теперь уже плотоядно обхватил её сзади за горло. Большой палец резника заёрзал в основании её затылка и замер, скрывшись в золотистом пуху. — Давай!

Девушка выпрямилась и задышала громко и часто. Синяя жилка у неё на шее запрыгала, а потом настала пауза.

— Бог мой и Господи, — произнесла она неуверенно, всматриваясь то в пятна остывающей крови на своей груди, то в крупные жилы на волосатой руке резника. — На тебя уповаю, Владыка. Огради меня от зла и приставь ко мне Твоих помощников. Да шествует со мною с правой руки архангел Мишаел, а с левой архангел Габриел, а впереди меня да пребудет архангел Уриел, сзади архангел Рафаел, а над головою моею да витает Дух Твой Святой.