Яков Арсенов - Тринити

— Вот именно, что будет тогда? Ведь это как раз идет вразрез с божественной трактовкой души, — воодушевился губернатор Макаров, понимая, что именно сейчас Бурят произнесет главное, и основная цель столь продолжительных бесед наконец-то будет достигнута.

— Да нет же, — правил беседу медный философ. — Если мы отважимся на мой эксперимент, мы тоже явимся пред лице Его. Но чуть позже и с другой стороны. Явимся с душами непорочными и невинными, как у детей. Это будет подарок Богу. Я знаю, чем закончится эксперимент, но для его чистоты надо на самом деле оказаться на краю смерти.

— Это еще зачем? — испугался губернатор Макаров.

— По-другому не получится. Но не в смерти дело, — продолжал Бурят, — у нас всегда есть альтернатива и при смерти, и при рождении. Мы сами принимаем решение — рождаться нам или нет. То есть, одни выбирают жить — и живут, другие, исходя из полученной накануне информации, решают не рождаться — и не появляются на свет. Если ты родился, то живешь, как феномен, а если не родился — живешь, как нумен. Ясно? Нумен — это то, что есть, но чего мы не ощущаем и не можем на данном этапе развития определить с помощью приборов. Но ведь то, что существование нумена ничем не определено и никем не ощутимо, еще не значит, что оно, это его существование, отсутствует. Верно?

— Верно-то оно верно, но ты полагаешь, что именно по этой причине у нас в области не появляются все новые и новые буряты? — спросил губернатор Макаров.

— Очень даже может быть, — улыбнулся буддист.

— Я слышал, что полное отсутствие чего-либо называется нульсон, а совсем не нумен, — сказал Макаров.

— Вполне возможно, — ответил Бурят, заметно уставший от своего рассказа. Нелегко он ему давался.

— И ты что, действительно краем глаза видел рай? — вернул Бурята на пару абзацев назад Владимир Сергеевич.

— Да, это было очень похоже на рай, — ответствовал Бурят. — Я видел, как я летел с обрыва куда-то вниз, в какую-то прекрасную долину, но чьи-то руки подхватили меня и водворили на место — на край обрыва. «Значит, еще рано», — подумал я и тормознул эксперимент по омоложению клеток до лучших времен. Я не знаю, что было там, в долине, но гармонию, о которой мечтал мой отец и о которой мечтает каждый человек, я видел. Я не один десяток лет готовил себя к этому шагу. И теперь чувствую, что готов.

— Невероятно, — удивлялся губернатор Макаров и не мог удержаться от любопытства. — Ну, а что дальше происходит с человеком, который решил не умирать?

— По идее, — поделился соображениями Бурят, — по всем моим расчетам, у него должно начаться омоложение клеток. Обратный ход жизни. Мой эксперимент удалось отчасти провести Гоголю. Думаю, что ему в голову пришло нечто подобное. Он тоже лег умирать, как показалось всем вокруг. И если бы его не похоронили, возможно, он бы смог развернуть свою жизнь вспять. Ведь когда его эксгумировали, он был перевернут в гробу, а в руках держал свои собственные волосы. Значит, его похоронили живым. — Рассказывая это, Бурят машинально взялся за свои волосы, и посмотрел, не лезут ли они у него. Кисть его руки при этом приняла характерное положение руки живодера, поднявшего котенка, перед тем как утопить.

— У меня просто дух захватывает, — не сдержал своих эмоций Макаров. Выходит, что смерти нет!

— Да, смерти нет, — ответил Бурят. — Есть только тайм-аут.

…Бурят сделался отдушиной в жизни губернатора.

Повседневная служба Владимира Сергеевича, ранее заполнявшая без остатка все его мысли, стала теперь не такой рутинной. В ней появился дополнительный смысл. Под влиянием Бурята губернатор Макаров в своей административной практике перестал быть совсем заоффшоренным — научился мягче воспринимать слова «дилинг» и «толинг», начал обращать больше внимания на людей, на личность — не все же бумаги, процентные ставки да взаимозачеты с трансфертами.

Бурят отмечал настроенческие сдвиги губернатора и всячески способствовал улучшению его морального состояния. Между ними установились сложно-подчиненые отношения. Владимир Сергеевич подумывал устроить Бурята к себе на работу заместителем, но Бурят отнекался. Ему и так неплохо жилось. Макаров был человеком хлебосольным, и на рациональном вскармливании у него, как на постоялом дворе, постоянно паслась масса сторонних людей. В его частной резиденции без конца дневали и ночевали спортсмены, гости из солнечной Азии, коллеги из смежных регионов, друзья детей. И всем хватало места и тепла. Бурят тоже не стеснялся пользоваться гостеприимством и принимал его как само собой разумеющееся.

Находясь под влиянием мутагенных факторов постоянного присутствия, губернатор Макаров стал предъявлять Бурята публике не как нового друга, а как вторично сморщенную почку, с таким подтекстом: человек, мол, больной болен идеей, но в своем роде очень показательный.

— Мой личный Бурят, — говорил Владимир Сергеевич, знакомя с ним кого-то из подчиненных. — Енот Самураевич. Прошу любить и жаловать. Специалист по обратному развитию. Занимается омоложением формулы. Клинически манифестный случай.

Люди улыбались и ничего всерьез не воспринимали. У каждого свои загибоны, полагали они. И правильно делали. Бурят тоже привык к подобным выпадам губернатора Макарова и не обращал на них внимания. Или почти совсем. Просто после каждого такого представления и без того предельная мишеневидность лица Бурята усугублялась. Лицо от стеснения расплывалось в широкой лучезарной улыбке, которая ежегодно появляется у всего прогрессивного человечества в ночь с 22 апреля на 5 марта.

Каждый день, часа за два до начала рабочего дня, проскочив по коридору третьего этажа административного здания, собеседники прокрадывались мимо уборщиц и охраны и задраивались в укромном кубрике за кабинетом губернатора. И прерванный вчера на полуслове Бурят — надо же, какую память имел, продолжал:

— В старину, когда еще у нас в стране недовольными занималось КГБ, а довольными ОБХСС, в книге Анатолия Мартынова «Исповедимый путь» я прочитал об эксперименте по психокинезу, который проводил Поль Сирак в присутствии восемнадцати человек. Он вручил Ури Геллеру — человеку с необычными способностями стирать магнитные записи, исчезать, гнуть металлические предметы в любую конфигурацию, — он вручил ему проросший боб золотистой фасоли и попросил пустить время вспять. Ури зажал в кулаке фасоль, продержал тридцать секунд и раскрыл руку — на ней лежал целый конский боб без каких-либо следов прорастания. Это явление неоднократно воспроизводилось им впоследствии, что свидетельствует о том, что психокинетическое воздействие человека на время имеет место быть.

— Неужели это возможно? — не верил Макаров.