Яков Арсенов - Тринити

Чувствовалось, что у праздника серьезные спонсоры — вокруг пестрели плакаты «Лукойла», «Газпрома», «РАО ЕЭС». Вуз и поныне стабильно снабжал эти структуры своими выпускниками.

Высоким гостям, входящим на территорию лагеря, выдавались белые носки и красочные именные выкопировки из плана городка с указанием личного номера-места и расшифровкой назначения временных построек. Чтобы не плутать.

Самый большой шатер, как гласила карта-путеводитель, отводился под шведский стол, второй по величине — под банкет, третий, поменьше, — под танцы, а четвертый, пятый и шестой — под гардероб и остальное. В городке имелись расположенные точечным образом надувные кабины для задушевных и деловых бесед. Под сенью высоченных тополей был размотан ковер теннисного корта из искусственного дерна — планировался турнир «чайников». К вершинам прибрежных деревьев специально в честь праздника прицепили несколько тарзанок для далекого улетания в воду. Как обещал Артамонов, имелся и батут с вылетом в акваторию. Подразумевалась и русская баня с вениками — данное чудо света было развернуто тут же, в полевых условиях, под толстостенным колпаком из пуленепробиваемого целлофана и с походной каменкой внутри. По берегу тут и там стояли палатки-раздевалки, на случай если кого-то, не ровен час, потянет искупаться. На косе у самого края пляжа блистал свежепиленным ламелем подиум для театрального представления — на нем к вечеру затевались выжимки из гастролей Тель-Авивского драматического театра, приуроченные ко Дню грусти. Для детей в центре лагеря имелся загон-кенгурятник с нянями и гувернантками, намеренно длинноногими, чтобы дети ни до чего не могли дотянуться.

Пространство праздника было замкнуто — по границе городка стояли шеренгой синие пластмассовые биотуалеты.

Раздавая книги, я какое-то время находился в центре внимания. Меня поздравляли, нахваливали, величали самописцем — чем-то средним между самозванцем и летописцем — и поощряли к дальнейшему труду над собой. Но скоро народ увлекся непосредственно смыслом схода и рассредоточился по территории лагеря.

По поляне беспрестанно разносилось шампанское.

Всматриваясь в толпу, я пытался вычислить Артамонова. Ведь я никогда не видел его и даже не имел фотографий. Меж тем мне казалось, что я узнаю его сразу, как только увижу. Первым в поле моего зрения ворвался губернатор Макаров с Дастином. Вот уж чего не ожидал, так не ожидал! Я без труда сообразил, что Владимир Сергеевич мог здесь появиться исключительно в компании с Артамоновым. Больше не с кем. И не ошибся. Они вместе двигались в моем направлении. На каждом шагу их тормозили друзья и заводили разговоры. Как мне показалось, непомерно долгие разговоры, ведь длительность минутки зависит от того, на какой стороне турникета ты находишься. Я ревностно отслеживал их маршрут. От Артамонова просто не отставали — тормошили, обнимали, приветствовали. Он всем представлял своих попутчиков — губернатора Макарова с Дастиным, Дебору с детьми и еще какого-то парня лет двадцати.

Завидев меня, Владимир Сергеевич устремился навстречу и затянул на мой пятачок всю компанию. Его руки так и чесались набить мне морду. За что, я чувствовал, но не понимал.

— Ты что здесь стоишь?! — набросился он на меня. — Как доехал? Нормально? Книг хватило?

— Вполне, — сказал я и пожал плечами.

— А то гаишники просто лютуют! — не останавливался он ни на секунду. Новый кодекс не приемлют! У тебя права не забрали? А у меня отняли!

— Я отстрелялся товаром, — ответил я.

— Мне им нечего давать? Разве что Законы в трубочке? Или пугать Свидетельством о смерти? Ха-ха-ха! — как Фантомас, прокудахтал Владимир Сергеевич.

Я краем уха слышал об этой его странной истории с исчезновением и попытался кое-что для себя прояснить, но сразу мне этого сделать не удалось. Прогноз общения на эту тему был явно отягощен его нежеланием делиться сокровенным.

— А дорога как? — не умолкал Макарон. — Сразу видно, что положение колхозов в Калужской области неважное, — сделал он неправильный вывод, а потом добавил: — Знакомься, а вот и Артамонов, — представил он своего попутчика просто и незатейливо, ведь для него наша с Артамоновым встреча не имела такого значения, как для меня.

Артамонов посмотрел на меня, я тоже оценочным взглядом окинул его. Одет он был по карману. Живота не имелось — похоже, продолжал заниматься терапевтическим спортом. Между нами просунули поднос с фужерами. От шампанского никто не отказался. Слова не шли, будто отсох язык. Его пришлось увлажнить шипящей струей.

Я выдал свое волнение тем, что поспешил преподнести Артамонову обе книги с автографом. Он тоже расписался на них и с улыбкой вернул мне обратно. Было понятно, что я проделал ход навстречу раньше, чем требовала ситуация. Ему, по-видимому, было лень таскаться с книгами по празднику, и он таким образом отвертелся от ноши. Тем не менее он признался, что читал обе книги и что по прочтении был в восторге.

— Никогда бы не подумал, что из такого вала можно сварганить столь внятный текст, — признался он. — Я бы все равно не нашел в себе столько усидчивости. Поэтому благодарен, — сказал он и пожал мне руку.

Для меня его слова были наивысшей похвалой. Или пахлавой, как сказал бы Мурат, стоявший неподалеку под руку с Нинелью и ватагой детей разных национальностей. На День грусти было принято приезжать вместе с семьей, если семья одна, или с семьями, если у тебя их несколько, вместе с друзьями и любовниками, чтобы отчитаться перед остальными по всей широте жизненных воззрений.

С возвращенными книгами в руках я смотрелся несколько виновато. Но Артамонов легко выправил положение, спихнув разговор в семейную сторону.

— Дебора, моя жена, — познакомил он меня с супругой.

— Очень приятно, — поздоровался я. — А это тот самый ребенок? — спросил я, указав на малыша рядом с Деборой. — Который был в коляске во время вашего знаменитого сидения на карстовых озерах, откуда спустили воду?

— Нет, та уже с нас ростом — вон резвится, — опередил жену Артамонов и указал на загон для детей. — А это — новодел.

— Новодел? — удивился я. — Так у вас теперь двое? Я не успеваю записывать.

— Трое, — сказал Артамонов. — Один от Лики, — указал он взрослого парня, тоскующего от безделья, — и двое — наши, — прижал он к себе Дебору.

— Следующую книгу вы должны обязательно выпустить вместе, — сказала Дебора, присоединяясь к разговору. — Как братья Знаменские.

— Нет проблем, — согласился я на очное сотрудничество.

— Тем более, что очередная книга у меня почти сверстана, — сказал Артамонов.

— Не смешивайся с мамиными словами! — возразил ему новодел.